Каждый раз, когда по дороге проходила машина, стекла окон медленно наливались светом, и тогда косые тени четырехугольников рам, вздрагивая, проплывали по стенам, увешанным портретами. В самом центре висел большой портрет молодого человека в летной форме. Сверху на раме был вырезан силуэт самолета, а снизу выгравирован девиз: «Твоя судьба – в полете». Под портретом стоял ломберный столик красного дерева с перламутровой мозаичной инкрустацией. Легкие, изящные формы его как-то не вязались с тяжеловесной обстановкой гостиной. Даже не знаток мог бы без труда угадать в нем экспонат из коллекции старинной мебели, хранившейся до войны где-нибудь во Дворце-музее возле Ленинграда.
Черенок, окончив играть, вытер платком лоб. В помещении было жарко.
– Ничего себе инструментик!.. Все равно как после велогонки… Маэстро наш никак не отдышится… – с усмешкой заметил Остап.
Оленин встал с качалки, включил приемник. В комнату ворвался хаос сумбурных, диких звуков Вопли труб, грохот ударных, неправдоподобный скрежет скрипок создавали невообразимую какофонию, действовали настолько раздражающе, что все сердито замахали руками, требуя прекратить «концерт». Черенок болезненно поморщился и, повернувшись к хитро улыбающемуся Оленину, пожал плечами.
– Американская симфония, – объявил Оленин, убирая громкость. – Хотите еще? Не хотите? Ну, как душе вашей будет угодно, – засмеялся он, выключая приемник.
Пока летчики отдыхали, Хазаров вернулся из штаба дивизии. Он был озабочен. Командующий требовал от штурмовиков максимального напряжения и оперативности в предстоящем новом наступлении. С утра следовало обеспечить вылет групп через каждые пятнадцать минут, а к вечеру сократить интервалы между вылетами до десяти минут. Поднимать в воздух груженые самолеты и принимать их на рыхлый, размокший грунт в течение всего дня – дело весьма сложное, требующее исключительной четкости в работе всего состава полка. Все возникшие технические вопросы разрешили только к полуночи. На прощание Хазаров сказал Грабову:
– Летать будем так, как требует от нас командование. Вам, Павел Елисеевич, придется лично ходить по аэродрому и наводить порядок. Спуску и поблажек никому не давайте. Я весь день пробуду на старте. График будем выдерживать строжайше, не то такая чехарда получится, что…
Он не договорил, но замполит понял его и, попрощавшись, вышел из помещения.
Утром летчиков подробно проинструктировали, как взлетать и производить посадку. Для работы на площадке был выбран наиболее твердый участок, места рулежек намечены вехами, особо болотистые участки засыпаны песком, смешанным с соломой. Наготове стояла аварийная команда с тягачами и тросами. Гарин, улетевший на передовую еще ночью, передал оттуда шифровку, предупреждавшую полки об изменениях в воздушной обстановке. Вражеские истребители, летавшие до того парами, четверками, стали появляться группами по десять – двенадцать машин Фашистское командование перебросило на их участок из-под Штеттина истребительную дивизию. Предпринятые немецким командованием контрмеры создали некоторый количественный перевес в их пользу. Гарин, учитывая обстановку, приказал выпускать штурмовиков обязательно в сопровождении «лавочкиных».