– Ваши комнаты не убраны. А теперь иди спать.
– А где папа?
– Он занят. Иди ложись.
– А чем?
– Это тебя не касается.
Девочка подбоченилась, вздернула свой маленький подбородок и сердито посмотрела на Калема.
– Я тоже из рода Мак-Лакленов.
«Ага, – подумал Калем. – Истинная упрямая шотландка».
– Ты что же, забыла, кто глава клана, моя маленькая Мак-Лаклен? Ты ведь не станешь поступать столь опрометчиво, чтобы ослушаться приказа вождя твоего клана?
Девочка, казалось, призадумалась; она с минуту смотрела на Калема, как будто взвешивая возможные последствия своего решения. Потом медленно повернулась и поплелась вверх по лестнице, словно волоча за собой тяжкий груз. На полдороге она остановилась и оглянулась на Калема; взгляд ее, пожалуй, был слишком серьезен для ребенка.
– Ты прав, дядя Калем. Мне пора спать.
Кирсти вскинула голову, вздохнула поглубже, так что детская грудка ее выпятилась, что должно было придать этой сцене достаточно драматизма, и, поднявшись по лестнице, исчезла за углом.
Калем услышал, как тихонько захлопнулась дверь наверху, и бросился вниз, в комнаты брата. Он распахнул дверь.
Эйкен сидел в большом кресле, среди обычного, месяцами создававшегося хаоса. Он скрючился, руки его были прикручены к ногам, а рот заткнут яблоком.
Калем не стал говорить того, что в первую очередь пришло ему в голову при виде брата в таком положении: с яблоком во рту, связанного, точно цыпленок для жарки, сидящего в этом бедламе. Хотя, пока он шел через комнату, в голове его вертелось, что Господа Бога на мякине не проведешь.
Калем выдернул яблоко у брата изо рта. Эйкен застонал, потом подвигал онемевшими челюстями, пока Калем, нагнувшись, развязывал ему руки и ноги.
– Ты не ранен?
Калем распутал один из тридцати, как ему показалось, а может быть и больше, тугих узлов.
– Нет.
Эйкен посмотрел на лоб Калема.
– А ты?
– Это так, пустяки. – Калем развязал еще один узел, потом проверил, сколько их осталось. Приподняв эту путаницу, он заметил: – Сдается мне, она неплохо потрудилась, чтобы ты не смог выбраться отсюда, а?
Похоже, оставалось еще не менее двадцати замысловатых узлов.
– А как тебе удалось освободиться?
– Эта белокурая девчушка сделала всего один узел. – Калем усердно трудился, распутывая шнур. – И завязала на бантик.
Он посмотрел на Эйкена и покачал головой. Эйкен быстро поднялся, потирая запястья, и, нахмурившись, взглянул на дверь.
– Ты слышал?
Калем обернулся.
– Что?
– Мне что-то послышалось.
Калем замер, прислушиваясь.
– Да нет, ничего.
Эйкен поднял руку.
– Погоди!
Они стояли, не двигаясь, однако вокруг было тихо.