— Моя мама говорила со мной по-валлийски, — ответила девочке Шерон. — И с тех пор как она умерла восемь лет назад, я почти все время говорю на этом языке.
— Но вы и по-английски говорите хорошо, — вежливо заметила Верити.
— Спасибо. — Она опять улыбнулась, но ей как будто стало неловко. Казалось, ей хотелось поскорее распрощаться и уйти.
Словно что-то толкнуло Алекса. Он еще не знал, где будет искать гувернантку для Верити, но вовсе не собирался вновь заводить этот разговор с Шерон Джонс. Он уже решил, что она не подходит для этой работы, но, несмотря на это, неожиданно для себя сказал:
— Может быть, вы подумаете о моем предложении и измените свое решение?
Он с удивлением отметил, что она замялась, прежде чем решилась посмотреть ему прямо в лицо.
— Нет, — был ее ответ.
— И все-таки давайте не будем спешить, — сказал он. — хочу, чтобы вы подумали. Я готов подождать, ну, например, неделю.
— Это совсем… — начала она, но неожиданно замолчала, прикусив нижнюю губу и глядя на Верити.
— Вы всегда ходите в эту церковь? — спросила ее Верити.
Она кивнула:
— Да. И все мои родные и друзья. Пожалуй, все местные жители ходят сюда. А вы, я знаю, ходите в другую. Но там очень мрачные, тяжелые песни. — Она рассмеялась, и от низкого, с легкой хрипотцой смеха у Алекса заныло под ложечкой. В ее глазах замерцали веселые огоньки, ее лицо словно озарилось светом. Алекс заметил, какие у нее ровные и белые зубы.
— Если бы вы были моей гувернанткой, — сказала Верити, — я смогла бы ходить с вами в эту церковь. И пела бы эти песни, если б вы научили меня валлийскому языку. Или у вас в церкви поют только мужчины?
Шерон Джонс опять рассмеялась.
— Нет, что ты, мы все поем. Нельзя быть валлийцем и не петь. А если ты откажешься петь, тебя прогонят из Уэльса куда-нибудь далеко-далеко.
— На край света, — подсказала Верити.
— Так что же мы решим? — произнес Алекс. Он интонацией и пронзительным взглядом, выработанным за долгие годы общения с прислугой, старался заставить женщину смотреть ему прямо в глаза.
Он не мог не заметить ее внутренней борьбы.
— Я подумаю неделю, — сказала она, помолчав. — Но я ничего не обещаю.
— Хорошо. Я буду ждать вашего ответа. Вы сами придете ко мне?
Она кивнула. А затем еще раз посмотрела на Верити, улыбнулась ей и пошла, придерживая рукой концы шали под подбородком. Алекс, повернувшись, смотрел ей вслед. Она же не обернулась ни разу.
Господи, да ведь он хочет ее! Хочет быть с ней. Хочет любить ее, эту простую валлийку, которая таскает тележки с углем в его шахте. Женщину, которая не боится смотреть ему в глаза и держится с ним уверенно и гордо, без тени почтительности во взгляде. Женщину, которая так безрассудна и отважна, что отправляется ночью в горы вслед за мужчинами. Женщину, душа которой умеет мечтать.