В следующее мгновение он уже лежал, сбитый с ног, в снегу, не имея ни малейшего представления, который же из духов (а может быть, постарались двое?) нанес ему этот сокрушительный удар в подбородок. Он попробовал опереться на локоть, чтобы подняться, и вздрогнул от резкой боли, пронзившей запястье и плечо. Должно быть, падая, он повредил руку на сгибе кисти. Он с трудом заставил себя принять сидячее положение и не удивился, обнаружив, что никого на виду не осталось.
Сколько угодно можно было утешать себя тем, что их было трое против одного, но все равно – его самолюбие было жестоко уязвлено. Его гордость, решил он, пострадала больше, чем он сам. Он кое-как поднялся на ноги, скрипнув зубами от пульсирующей боли в запястье. Здоровой рукой он стряхнул налипшие обломки веток с сюртука и брюк и побрел в Дауэр-Хаус, награждая себя всеми обидными прозвищами, которые только приходили ему в голову. Вполне можно было идти спать. Не очень-то он тут преуспел.
Дафна, должно быть, пряталась где-то поблизости. Находясь у окна она не могла наблюдать бесславный конец его охоты. Он без всякого удовольствия думал о том, что придется рассказать ей о случившемся. Все равно она скоро обнаружит, что он сплоховал; он не видел возможности скрыть тот прискорбный факт, что у него повреждена рука. Вот такой он оказался заступник. Он подошел к кустам. Окно все еще было открыто, а под ним…
Под ним лежала съежившаяся фигура, и из-под плаща Адриана виднелся белый муслин капота.
Дафна. Родная, любимая Дафна… Он опустился на колени рядом с ней и попробовал нащупать пульс на шее. Пульс был слабый, но достаточно ровный, и он перевел дух с несказанным облегчением. Здоровой рукой он приподнял ее и осторожно обнял другой – и тут она тихонько застонала. Она попыталась выпрямиться, и он сразу отпустил ее.
– Что?..– начала она.
Он осторожно прижал пальцы к ее губам.
– С нами обоими обошлись одинаково, – сказал он. – И когда я до него доберусь…
Она с трудом приняла сидячее положение.
– Оно и вас тоже послало в нокаут? – спросила она с явным недоверием в голосе.
Правой рукой он указал на свой подбородок:
– Не вполне, но могло случиться и так.
Оказалось, что признание далось ему легче, чем он ожидал. Товарищи по несчастью, и все такое прочее.
Его внимание привлек слабый шорох, доносившийся откуда-то позади него. Он продолжал говорить с Дафной, рассказывал ей… кто знает, о чем? Но все его внимание было сосредоточено на этом едва слышном шорохе. Шаги? Кто-то крадется сюда?
Дафна вдруг изумленно взглянула не него, и на лице у нее появилось какое-то странное выражение. Должно быть, он несет уже совершеннейшую околесицу, подумал он, но сейчас это не имеет значение. Важно было, чтобы любой, у кого в этот момент ушки на макушке, просто слышал его голос; слова могли быть любые. Он не должен был умолкать, чтобы не насторожить приближающуюся персону.