Беспокойство Карины все больше росло. Она дотронулась до его обнаженного плеча, ощутила сильный жар и услышала прерывистое затрудненное дыхание и хрипы в груди. Гатти что-то невнятно бормотал, потом резко выкрикнул.
– Нет... нет... это неправда... Мама!
Он бредил во сне, лихорадочном и беспокойном. Кора никогда не слышала такого тембра его голоса.
Часто ли Луиджи вспоминает своих погибших родителей, сочувственно подумала Карина, услышав, как он вновь зовет свою мать? Или это всего лишь последствия жара?
Когда больной повернулся, одеяло соскользнуло, обнажив его мускулистый, загорелый торс. Но на этот раз Кора ощутила вовсе не возбуждение. Беспокойство и забота сквозили в ее взгляде при виде капелек пота, выступивших у него на груди. Кашель сотрясал все его мощное, красивое тело, и Карина словно сама почувствовала всю его боль.
Карина накрыла его вторым одеялом, приговаривая ласковые слова, которые говорила Барбаре, когда убаюкивала ее. Женщина пожалела, что не вызвала врача.
Укутывая Гатти, она случайно коснулась кожи и ужаснулась. От больного шел настолько сильный жар, что Кора не на шутку разволновалась. Она потрогала его лоб. Кожа пылала, а волосы взмокли от пота.
Он продолжал что-то протестующе бормотать во сне.
– Все в порядке, дорогой, – нежно успокоила она. – Все хорошо.
– Карина...
Женщина застыла на месте, заметив, что его глаза открыты и он смотрит на нее совершенно ясным взглядом.
Кора не могла оторваться от этих глаз, от их гипнотического блеска.
– Карина... – снова проговорил он хриплым, почти рычащим голосом. – Вы здесь... Я думал. Что это видение... А это действительно вы. Подойдите поближе.
– Нет, Луиджи, вы не... – запротестовала она, но он с поразительной силой одной рукой схватил ее за запястье, а другой усадил на кровать рядом с собой.
– Я думал, что это всего лишь сон, – прошептал Гатти. – Но нет, вы настоящая, самая что ни на есть настоящая. – Он взял в ладони ее лицо.
Кора понимала, что должна что-нибудь сказать или сделать, но не могла и, как завороженная, смотрела на его губы, приближающиеся к ней. Поцелуй был таким обжигающим, сладким и обещающим, что она каждой клеточкой ощутила, как сильно желает его.
Это не было эгоистичным укрощением плоти. Это был поцелуй мужчины, который понимал ее состояние и сдерживал собственное желание.
Кора чувствовала, как ее тело начинает трепетать от этой длительной и томительной ласки. Гатти по-прежнему держал в ладонях ее лицо и нежно целовал в губы. Он хотел сделать их податливыми и мягкими, хотел подготовить к более интимным и страстным ласкам.