Я заново задумалась над этими словами. Что же, в самом деле, случилось с Фридой? Что случилось? - в духовном смысле, а не в медицинском? Чем был нарушен - и разрушен - ее трудный, но счастливый, гармонический мир? Ведь характер ее действительно поражал своею гармоничностью, каким-то постоянным, в горе и в радости, устойчивым равновесием духа. Чем же было поколеблено и нарушено это волшебное равновесие?
Дело Бродского?
Да, оно не только потрясло, но и утомило Фриду, как утомляет, высасывает силы постоянная, безотрывная и притом упорно не идущая на лад работа.
Немногие знают, что Фрида и несколько человек ее друзей те полтора года, пока длилось это гнусное дело, жили, словно поступив на какую-то нудную службу, и ежедневно, с утра, словно "вешали номерок" на некоем невидимом табеле. Это не было занятием между прочим, нет, это стало содержанием нашей ежедневности. Сознание, что уже столько месяцев, а вот уже и второй год! там, в Коноше, мучается человек, ставший для нас всех дорогим, не давало покоя. Ни празд-ников, ни воскресений, ни отпусков. Если и случалось кому-нибудь вырваться из Москвы, то не на отдых: междугородный телефон, авиапочта, нарочные, оказии. А вернешься в Москву - каждый день нужно звонить или идти туда, куда бумаги уже посланы; каждый день решать, куда писать снова, от чьего имени, как. По телефону об этом не скажешь надо увидеться. Составить черно-вик Ехать - за город, в больницу, или на дачу, или в Ленинград за чьей-нибудь подписью. Кто поедет?.. Завоевывая нового "защитника Бродского", надо показать ему Фридину запись и стихи Иосифа. Значит, перепечатка на машинке. Вычитка... Кто отвезет?.. Добиваясь приема у могущес-твенного лица, надо искать путей к его секретарю или к кому-то, кто знаком со знакомыми секре-таря, - то есть опять-таки с кем-то встречаться, кому-то дозваниваться... Мобилизовав десятки людей, Фрида тем самым опрокинула на себя сотни телефонных звонков и десятки встреч. Мы двигались в темноте, на ощупь; наши официальные корреспонденты и собеседники постоянно давали нам ложные сведения, которые необходимо было проверять. А проверка - это снова знакомые знакомых, снова звонки, снова встречи - у себя дома, в чужом доме или на улице. Одна старушка пенсионерка, в прошлом - сотрудник прокуратуры, пронзенная Фридиной записью, из симпатии к нам и Бродскому, взяла на себя обязанность сигнализировать нам обо всех кочевьях "дела", со стола на стол, в Верховном суде. С ней кто-нибудь из нас виделся чуть не ежедневно... Вместе с нами действовали ленинградцы - требовались оказии в Ленинград, чтобы согласовы-вать усилия, сообщать друг другу новости. Опять звонки. Опять встречи... Писать или нет Микояну? Текст? Подписи? Да, кроме служения, тут была нуднейшая служба, "согласовывать и увязывать". Кроме патетической публицистики - писанина, канцелярская канитель, утомитель-ная, бесконечная, как дурной сон...