– А… да, хорошо… – Она сунула его обратно в гардероб.
– Семь минут чего?
Она обернулась и встретилась с его острым взглядом. Она даже отступила назад, настолько пронзительным он был. Качалось, он хочет заглянуть ей прямо в душу.
Раздраженная собственными мыслями о гигантской постели и советом Гаррета, который ничем ей не помог, Алисия не смогла придумать ничего подходящего. Она сдалась.
– Я рассказала ему о поцелуе. Он ведь… ну, это ведь Гаррет.
Уиндем взглянул на дверь, потом снова на нее.
– Об этом поцелуе?
Алиса шумно выдохнула.
– Знаю. Наше соглашение сугубо деловое, я вас не интересую в другом смысле, и небо рухнуло бы, если бы вы когда-нибудь расслабились настолько, что поцеловали бы меня в ответ. Так что давайте во избежание мировой катастрофы никогда не будем вспоминать об этом. Хорошо?
Стентон постарался скрыть улыбку и только вежливо поклонился:
– Как пожелаете, миледи.
Он сел в кресло у камина и стал размышлять о ее неожиданной практичности. Она сама заговорила о том, о чем он хотел сказать.
Он не привык к тому, чтобы его мысли так легко читали. Это беспокоит. Но с другой стороны, это экономит время.
Она принялась раскладывать свои вещи в ящики бюро. Он смотрел, как покачиваются ее бедра, когда она быстро двигается по комнате.
Прошло уже очень много времени с тех пор, как он был наедине с женщиной в спальне. Да и тогда это случалось не часто. Даже наемные любовницы делили постель с Темным Маркизом с большими перерывами.
Стентон обходился без этого и железной рукой сдерживал свои страсти. Он слишком горячо пылал – так ему говорили.
Сейчас он чувствовал этот жар, который в нем пробудил утренний поцелуй. Или, возможно, вид леди Алисии в том порочном платье прошлым вечером, или ощущение ее мягкого тела, когда он удержал ее от падения в опере.
Такое мягкое, такое полное…
Он погасил этот жар с помощью ледяного самообладания. Решения, принимаемые в таком огне, не выдержат столкновения с реальностью, в конце концов.
Она настороженно поглядывала на него, продолжая свои занятия. Заметно было, что леди Алисия чувствовала себя неуютно, но он не мог бы сказать, отчего это: оттого, что ей сложно делить с ним спальню, или было что-то еще, заставлявшее ее нервничать.
Будь проклята эта неудача! Он стал чувствовать себя психологически неустойчиво. Единственное качество, в котором он был уверен, подвело его. Даже будучи маленьким мальчиком, он всегда знал, когда окружающие говорили неправду.
Он рос наблюдательным, недоверчивым мальчиком, из осторожности держался от людей на расстоянии, и это не способствовало тому, чтобы возникли близкие или откровенные отношения с окружающими.