После двух дней и ночей бешеной скачки голова его была полна невероятных и отчаянных планов, хотя Магнус и понимал, что ни один из них неосуществим.
Господь милосердный! – хотелось ему крикнуть во весь голос. Ведь он ее любил! Она была его жизнью! Теперь он это знал. Ему пришлось провести долгие недели в тюрьме за неповиновение отцу и королю, чтобы окончательно понять это.
А теперь Магнус решил, что никакая сила на свете не сможет заставить его вернуть Идэйн тамплиерам, чтобы они увезли ее в Париж и там возбудили против нее процесс.
С другой стороны, подумал он, охваченный внезапным приступом отчаяния, король ведь не оставил ему выбора! Как мог он обречь свою семью на вечный позор, нарушив свои рыцарские клятвы? Все, кто знал короля Генриха, слышал и о его дьявольской мстительности. Разве он не показал ее в деле с архиепископом Томасом Бекетом?
Впрочем, был и еще один план. Он может увезти Идэйн из монастыря и отправиться с ней в Норвегию или на Оркнейские острова. Но, поступив так, он погубил бы навеки отца, мать, сестер и братьев. Король уничтожил бы всю семью фитц Джулианов, заточил бы их в темницу, разорил, обрек на нищенство на большой дороге.
И в эту минуту размышления его были прерваны, потому что лошади свернули с полузатопленной дороги и рысью поскакали по берегу моря. Радуясь тому, что под ногами их больше нет воды, кони трясли гривами и резво поднимались к монастырю по склону холма, через сосновую рощу. И лошади в этом были не одиноки: за спиной Магнус слышал вздохи облегчения своих рыцарей.
Он повернулся в седле.
– Останьтесь здесь, – сказал им Магнус, – потому что мы остановимся в монастыре на ночь. Расседлайте лошадей, а я договорюсь, чтобы нам предоставили конюшни и конюхов, а также устроили на ночлег.
Магнус спешился и передал поводья одному из своих спутников. Потом подошел к воротам чтобы позвонить в колокол и вызвать сестру-привратницу. Водянистое солнце пыталось прорваться сквозь туман над холмом. Стаи птиц, гнездившихся на дубах и буках, приветствовали его появление оживленным щебетом. Было еще тепло, хотя близился уже Праздник Всех Святых. Яблоневый сад на гребне холма все еще поражал обилием неснятых плодов, отягощавших ветви.
В тяжелых деревянных воротах отворилась небольшая дверца. На Магнуса смотрели синие глаза с круглого лица из-под монашеского плата.
– Магнус фитц Джулиан, – назвал он себя чувствуя, как сердце в груди сжалось в тяжелый как камень, комок. – По поручению его вeличества короля Генриха Второго с делом к аббатисе Клотильде. Я прибыл, чтобы забрать из монастыря одну из служительниц Божьих.