Тропа Селим-хана (Дружинин) - страница 31

— Вызывайте «Дунай»!

Нащокин бормотал эти слова, когда засыпал в четыре часа утра на соломе, брошенной на пол. Но и во сне не гасла мысль о «Дунае» — в видениях возникал Будапешт, купол парламента, фермы разрушенного моста, осевшие в желтую воду. Ветер свистел в развалинах, бил в кровельное железо. Где-то плакал ребенок.

Нащокин очнулся. Черноглазые ребятишки, мальчик и девочка, смотрели на него. Засмеялись и убежали, оставив корзинку. Нащокин приподнялся. Сливы!

— Это вам, дяденьки, — прозвенел детский голос за приоткрытой дверью. Там, за учительским столом, сидел дежурный офицер, бледный от бессонницы.

— Зовем, — сказал он со вздохом. — Зовем «Дунай», зовем без передышки. Вы отдыхайте.

Нащокин вскочил.

— Куда же…

На часах семь. Три часа сна — это немало в дни поиска. Тем более в такой обстановке.

Донесений скопилось много. Но существенного ничего! Нарушители словно растворились в воздухе — ни следа, ни звука. Молчат и солдаты — Тверских и Баев.

— Я «Ангара», я «Ангара», — твердит усталым, осипшим голосом радист, вызывая «Дунай». Две соседние группы спешат на трассу «Дуная».

Сидеть на месте, ждать невозможно. Посоветовавшись с Чулымовым, Нащокин мчится верхом в горы.

У Димы Весноватко случилась беда. Лошадь, несшая рацию, оступилась на крутом подъеме, упала и сломала ногу. А рация оторвалась и грохнулась с обрыва, с пятнадцатиметровой высоты. Войсковая рация прочна, неприхотлива, рассчитана па дорожные невзгоды, но такого удара не перенесла.

Оттого и замолчал «Дунай».

Тверских с собакой, Баев, чабан всё шли и шли по тропе Селим-хана. Ни «Дунай», ни другие группы поиска еще не столкнулись с ними — до того хитро проложена тропа.

Звонкая струя воды, взлетая на порогах, стекала по ложбине. Гайка пересекла ручей и остановилась, смущенно засеменила — след пропал. Арсен показал вправо. Вдоль берега дошли до отвесного каменного массива, повернули обратно.

— След! След! — твердил Игорь.

Увы, след Гайка потеряла.

Теперь уже не Гайка вела людей — впереди шел старый чабан. Все молчали. Арсен озирался, припоминая путь, едва приметный в чаще. Тропа давно заросла, потонула в лесных трущобах; сохранились лишь немногие, одному Арсену известные ориентиры. У толстого, в три обхвата, дубового ствола он задержался, потом с юношеским проворством соскользнул в овраг…

Тропа-невидимка кружила среди скал, падала в ущелья, взбиралась на кручи, рассекая лес, раскиданный по откосам, проникала в самую сердцевину Месхетских гор. Время не существовало для Игоря. Внезапно он уразумел, что тени уже длинные, что солнце низко и светит в прогалину между двух вершин.