— Нет, там ничего не было. Но если приглядеться повнимательнее, то ты увидишь на обеих плоскостях выгравированные схемы. Они похожи на исчерканную географическую карту, видишь?
Сергей поднес медальон поближе к свету и увидел на одной из золотых круглых пластин пять латинских букв, расположенных на каких-то островках, а на другой — те же самые буквы, но только словно отпечатавшиеся на ней зеркально и тоже на островках, но расположенных уже иначе.
— Я ничего не понимаю, — признался Сергей. — Пять букв «BAUER» — что бы это значило?
— Скорее всего, какое-нибудь название или фамилия.
— Думаешь, в этом есть какой-то смысл?
— Сначала я, как и ты, думал, что это просто рисунки. Но потом прикинул, что для рисунков они уж больно страшноваты — ни тебе узоров, ни красоты… Кроме того, не забывай, что этот медальон достался мне от матери. А если еще учесть, что она бросила меня, потому что была чем-то обязана этим Буффало…
— Я забыл, кто такой Буффало.
— Тот тип, которому она поручила погулять со мной и который привез меня на свою квартиру и сказал, что моя мать знает, что ей надо делать.
— Думаешь, что она должна была что-то сделать для него, чтобы он тебя отпустил?
— А что еще остается?
— Но ведь она ничего не сделала… кажется…
— В том-то и дело. Вот и получается: или она НЕ СМОГЛА это сделать, оказать ему какую-то услугу, или же НЕ ЗАХОТЕЛА. Возможно, что она была тяжело больна, знала, что умрет и поэтому поручила меня этому мужику…
Голос Соломона дрогнул, как это бывало всегда, когда он вспоминал свою мать.
— Но ты хотя бы помнишь, кто ты и откуда? Свое настоящее имя и фамилию?
— Помню, но не собираюсь никому говорить. А вдруг моя мать жива, что тогда? Представляешь, каково ей будет жить, если она узнает, что я жив и здоров?
Сергей его не понимал.
— Ты меня извини, конечно, может, я что-то недопонимаю, но что дурного случится, если она узнает о том, что ты жив и здоров?
— Ну как же ты не понимаешь? Ведь ей же станет СТЫДНО! Как она людям в глаза смотреть будет?
Да, до такого Сергей навряд ли додумался бы. Да и вообще, он с трудом понимал, как же действительно относится Соломон к своей матери: хочет ее видеть или нет? Ему казалось, что за словами, которыми он хотел всем дать понять, что ни в ком не нуждается, скрывается совершенно противоположное: он хочет, он очень хочет, чтобы его нашли… И чтобы нашла его именно мать.
— А как тебя звали в интернате и детском доме?
— Рыжов. Миша Рыжов. Представляешь?
— Это потому, что ты рыжий?
— Дураки… — чувствовалось, что он был обижен на тех, кто наградил его такой фамилией.