Подобно большинству мужчин, Лусиус Фелтон не любил, когда нарушаются привычки. Приезжая в дом герцога Холбрука, как он делал обычно в июне и сентябре, чтобы присутствовать на скачках в Аскоте и Силчестере, он ожидал застать герцога, с комфортом расположившегося в кресле с графином возле локтя и экземпляром «Спортинг ньюз» под рукой.
Иногда к ним присоединялся граф Мейн; разговор обычно уютно крутился вокруг лошадей и бренди. Такие утомительные темы, как женщины, финансы и семья, в разговоре не затрагивались, причем не потому, что собеседникам было желательно отгородиться от внешнего мира, а лишь по той причине, что это были нудные темы. Каждому из них было уже за тридцать, и по достижении столь зрелого возраста женское общество (не считая определенных обстоятельств) стало казаться им скучным.
Деньги всем троим достались чрезвычайно легко, а разговор о деньгах бывает интересен только в случае их нехватки. Что же касается семьи, то его собственная уже несколько лет не поддерживала с Фелтоном никаких контактов, поэтому Лусиус относился к всяческим передрягам в семьях других людей с некоторым, хотя и пассивным, интересом. Однако после того, как Холбрук потерял своего брата, семейную тему они также исключили из разговоров.
Поэтому, когда Лусиус вышел из экипажа перед входом в Холбрук-Корт и встретивший его дворецкий сообщил ему новость о том, что герцог неожиданно стал опекуном четырех достигших брачного возраста юных дочерей лорда Брайдона, он помрачнел и с еще меньшим удовольствием узнал от дворецкого о том, что у герцога в данный момент ужинает леди Клэрис Мейтленд и это дьявольское отродье — ее сынок. При таком удручающем повороте событий единственным, что утешало, было присутствие Мейна, который, видимо, планировал заявить на участие в силчестерских скачках свою кобылку Плезир. Лусиус тоже хотел воспользоваться этими скачками, чтобы проверить, на что способна его Менуэт, которая впервые выходила на беговой круг.
Однако, когда Лусиус надевал свежую сорочку в отведенных для него комнатах, он с неудовольствием отметил, что это были не те комнаты, к которым он привык, а те, привычные, были, видимо, отданы одной из достигших брачного возраста юных мисс. Он даже подумал, не лучше ли было бы вообще пропустить скачки в Силчестере и предоставить опытному персоналу конюшни и жокеям самим делать свою работу. В Лондоне у него «наклевывались» кое-какие выгодные сделки, и если дом герцога перестал быть бастионом мужского товарищества и комфорта, в чем, несомненно, виновато присутствие женщин, он, возможно, откажется от первоначального намерения присутствовать на скачках и утром возвратится в Лондон. Или просто переедет в свое собственное поместье Брамбл-Хилл, где он не был около четырех месяцев, расположенное всего в часе езды отсюда.