– Когда мрак начнет подступать к тебе, не бойся его, в эти часы я буду держать тебя так же, как держу сейчас, – утешила она его. – Когда, борясь с самим собой, ты утратишь способность видеть, слышать, я буду рядом, я буду бороться за тебя.
Джозеф закинул голову и увидел, как, вся белая, с улыбкой на устах, она стоит на фоне неба.
– Этой ночью ты ангел, – сказал он, – ангел, который стоит у Небесных врат, ожидая рождения Христа. Сегодня Рождество, и в Лэнокской церкви поют гимны.
– Пятьдесят лет или тысяча, какая разница, – сказала Джанет. – И то, что мы оба пришли сюда, тому доказательство.
– Значит, ты больше никогда меня не покинешь? – спросил он.
– Никогда, никогда не покину.
Джозеф опустился на колени и поцеловал ее запорошенные снегом ноги.
– Скажи мне, Бог есть?
Он заглянул ей в глаза и прочел в них истину.
С минуту они стояли рядом и, глядя друг на друга, видели себя такими, какими уже никогда не увидят на земле. Она видела перед собой мужчину, согбенного, измотанного жизнью, с буйными растрепанными волосами и страдальческими глазами; он же видел девушку, молодую и бесстрашную, с залитым лунным светом лицом.
– Доброй ночи, матушка, красавица моя, любовь моя.
– Доброй ночи, любимый, дитя мое, сын мой. И вновь разлился туман и скрыл их друг от друга.
Теперь Джозеф не знал, не помнил о том, что случилось до этой встречи: его память угасла, рассудок помутился. Он спокойно спустился с холма, бесшумно вошел в Дом под Плющом, молча прокрался в свою старую комнату, в которой жил мальчиком и которая пустовала после отъезда Кристофера. Потом разделся, лег на кровать и заснул. Он не слышал ни тихих стонов Энни, ни приглушенного плача Кэтрин; его не потревожили даже приход врача и движение в доме.
Он проспал до самого утра первого дня Рождества. Проснувшись, он встал, оделся и спустился в кухню. Нашел что-то поесть и сел перед пустым камином. Какие-то люди нарушили его мирные размышления, и он попросил их оставить его в покое и дать ему посидеть в тишине. Her, он никуда не пойдет, не выйдет из дома. Не будут ли они настолько любезны, чтобы дать ему отдохнуть в одиночестве? Он никому и ничему не принесет вреда.
В дверях, вытирая фартуком глаза, плакала какая-то девушка. Он предложил ей немного своего хлеба, ему было очень жаль видеть ее в слезах. Затем ее лицо сморщилось, и она ушла. Интересно, кто это, подумал он, и почему в доме такая суета, то приходят, то уходят.
Подошел какой-то человек и сказал, что он врач. Но врач ему не нужен. Никто не болен. Кто-то взял его за руку и сказал, что его жена и новорожденный ребенок умерли.