Он покачал головой и улыбнулся.
– Я не женат, и у меня нет ребенка… вы ошиблись.
Потом он повернулся к ним спиной и протянул руки к холодному камину.
– Может быть, кто-нибудь разведет огонь? – предложил он. – В это время года по утрам холодно.
Но они ушли и оставили его одного. Должно быть, забыли. Возможно, все это ему только приснилось. Впрочем, неважно, он и сам разведет огонь. Когда в камине начали потрескивать дрова, и занялось веселое пламя, он потер руки и рассмеялся. Затем, вспоминая обрывки старых мелодий, стал тихо напевать себе под нос.
В гостиной он нашел кресло-качалку и принес его в кухню. Теперь можно было раскачиваться: назад-вперед, назад-вперед. Он мог смотреть на яркий огонь, слушать часы, слушать собственный голос, выводивший незатейливые мелодии. Это было очень славно, очень приятно. Кто-то сказал, что сегодня Рождество? Надо же, кто бы мог подумать?
Назад… вперед-назад… вперед. Кто-то заглянул в дверь.
Джозеф помахал рукой.
– Веселого Рождества, – крикнул он. – Веселого Рождества.
Не было дней, не было ночей…
Филипп Кумбе сидел за письменным столом в своей конторе; на его голове и запястье были повязки. Он читал вслух почтовую открытку.
«Дорогой мистер Кумбе.К сожалению, я не могу приехать в Плин раньше одиннадцати утра. Я бы просил Вас иметь кого-нибудь наготове с двуколкой, чтобы мы могли сразу отправиться в путь и как можно скорее добраться до Садмина.
Всегда готовый Вам служить, P. Тамлин.
P. S. Вы выяснили, есть ли в лечебнице свободные места? Если нет, то срочно пошлите туда телеграмму».
– Тамлин – это санитар, который будет сопровождающим, – сказал Филипп, кладя открытку на стол.
Сэмюэль и Герберт Кумбе кивнули; у них были мрачные лица и грустные глаза.
– Джозефа действительно необходимо увезти? – начал Герберт.
– Неужели вы сами не видите? – От нетерпения Филипп повысил голос. – Разве он не убил свою жену, своего несчастного ребенка, не говоря уже о его обдуманном и злонамеренном нападении на меня? Говорю вам, этот человек буйно помешанный, он опасен. Забудьте свою дурацкую сентиментальность, братья. Сегодня Джо поедет в Садмин. Я телеграфировал в лечебницу, там его ждут. Последнее слово за мной.
Они забрали свои шляпы и ушли.
В полдень у двери Дома под Плющом ждала двуколка. На дороге кучками стояли соседи. При появлении Филиппа Кумбе люди разошлись, встревоженные его суровым лицом и властными манерами. С ним был крепкого сложения человек, которого в Плине никто не знал. Они вместе вошли в дом. На безоблачном небе сияло солнце, в гавани искрилась синяя вода, на ветке дерева пел снегирь. С берега под причалом доносились детские голоса.