– Я бы не смогла сделать выбор, который сделала Пегги. Я не хочу выбирать между кастрюлями и домашним скотом.
– Тебе нет нужды это делать, – сказал он, уткнувшись носом в ее щеку. – Я слышал, здешний коробейник ищет себе жену, но я тебя ему не отдам даже за все кастрюли и горшки в мире.
– У меня вопрос, – прошептала Аннабел, увлекая его подальше от дома.
Он подвел ее к дровяному сараю Кеттла и переменил позу, привалившись к стене, так что теперь он мог привлечь Аннабел к себе. Она охнула, но противиться не стала.
– Как дюймы могут быть тем, что надо?
– Что?
– Мистер Кеттл – мужчина что надо, – сказала она по-прежнему приглушенным тоном, хотя ее голос так и сочился любопытством. – До последнего дюйма.
К разочарованию Эвана, ему не пришлось растолковывать эту шутку, потому что стоило произнести ее вслух, как ее значение тотчас дошло до Аннабел. Она охнула, и из ее уст вырвался легкий смешок.
– Счастливчик мистер Кеттл, – заметила она.
– Да, полагаю, бедняга коробейник просто не смог с ним тягаться, – прошептал в ответ Эван.
– Это жестоко!
Эван поцеловал ее в шею.
– Итак, как тебе понравилось пахтанье?
– Это изнурительная работа, – ответила Аннабел, расслабленно навалившись на него, что он целиком и полностью одобрял. – Бедная Пегги! Это слишком тяжко: целый воз работы, да вдобавок ко всему еще и ребенок. Ты знаешь, что малыш может появиться в любую минуту, Эван? И что она будет делать? Здесь же на мили вокруг нет ни одной женщины!
– Полагаю, Кеттл ей поможет, – сказал Эван. В его голове начала пускать ростки одна мысль.
– Это позор! – проворчала она, словно даже не сознавая, что он целует ее в ухо. Но она сознавала: Эван чувствовал, как по телу ее прокатывалась легкая дрожь, когда он покусывал ее мочку. – Кеттл должен отвезти ее куда-нибудь, где ей обеспечат надлежащий уход.
– Он позаботится о ней, – сказал Эван.
– В подобные моменты женщине нужна другая женщина! И тяжелую маслобойку поднимать ей тоже не следует.
Эван отбросил всякую осторожность.
– Ты должна мне поцелуй, – изрек он.
Аннабел встретилась с ним взглядом и вытянула свои землянично-красные губки – столь же соблазнительные, как и у всякой уважающей себя сирены в Средиземном море.
Но он сдержался, едва коснувшись ее губ в легчайшем поцелуе – невесомом, точно шелк, и нежном, словно пушок.
– Ты должна мне фант, – заявил он. Едва заметный румянец окрасил ее щеки.
– Да.
– Думаю, я потребую свой фант прямо здесь, – задумчиво произнес он.
Она встревожено окинула взглядом пыльную, залитую солнцем поляну:
– Здесь?!
Но он не был расположен к разговорам. Их языки соприкоснулись, и на мгновение Эван услышал ее дыхание – частое и неглубокое. Кровь хлынула в его чресла. Медленно, он просунул колено между ее юбками и, приподняв ее, прижал к себе. Она была как расплавленный воск в его руках – мягкая и горячая. Глаза она, разумеется, закрыла, и у нее был этот соблазнительный полубессознательный вид, к которому он уже начал питать пристрастие.