— А что еще это может быть? По словам графини Линьи, «Афродита» содержит все самое драгоценное, что у нее было.
— Интересно, почему она дала ее тебе, а не ему?
— Должно быть, он смотрел на нее с таким же чувством превосходства, — ответила Джина. — Я бы тоже ничего ему не оставила. Видимо, его отец был напыщенно скучен. Мне надо подумать, что с ним делать. Если я…
— Мы должны подумать, — сказал Кэм.
— Конечно, — бездумно согласилась она. — Возможно, если бы я спросила…
— Джина!
— Что? — Она глубоко задумалась.
— Ничего, — вздохнул он.
— Придумала! Несколько лет назад я открыла больницу в Оксфорде и встретила там добрейшего человека. Кажется, он был главой христианской церкви.
— Томас Брэдфеллоу?
— Да, это он. Я напишу ему и попрошу позаботиться о моем брате. Надеюсь, он помнит меня, — прибавила она с сомнением.
— Зато он помнит меня.
— Почему?
— Потому что я заменил крылатого Меркурия во дворе церкви на статую Брэдфеллоу. Кстати, из одежды на ней был только парик, — сообщил Кэм.
— О! — Джина хихикнула. — А мистер Брэдфеллоу… тогда он был столь же значительный, как и сейчас?
— Понятия не имею. Но в статуе он великолепен. Правда, он временно отчислил меня из университета, но я слышал, что он установил статую в личном саду. И когда я приехал следующей осенью, Брэдфеллоу вел себя так, будто ничего не случилось.
— Так я напишу…
— Я сам напишу, Джина.
— Хорошо. Будет замечательно, если это сделаешь ты.
— Как только мы снова поженимся, Уоппинг станет моим шурином. Я не слишком уж неумелый руководитель, знаешь ли.
— В таком случае, ваша светлость, не могу ли я попросить вас о помощи? — улыбнулась она. — Не закончить ли нам завтра работу над письмами Бикдфидла?
Кэм подошел к жене так близко, что она потеряла самообладание.
— Меня вполне можно уговорить.
Джина провела языком по губам.
— Уговорить? И как же, милорд?
— Проклятие, Джина! Я собираюсь изгнать тебя из своей комнаты, иначе я снова овладею тобой прямо здесь. — Глаза у нее расширились. — Прямо напротив двери!
Герцог принял ее молчание за согласие.
Глава 29
В которой на смену танцам приходит упоение
Едва Эсма собиралась покинуть бальный зал, как мужская рука удержала ее за локоть.
— Леди Роулингс, — услышала она суровый голос, и сердце у нее упало. Он стоял рядом, такой высокий и такой… осуждающий. — Не хотел мешать вам, но, кажется, мы условились репетировать «Много шума».
Эсма открыла рот, чтобы отказаться.
— Я понимаю, у вас свои планы. — Он с яростью взглянул на Берни Бардетта. — Однако завтра вечером наше представление. Леди Троубридж уже повесила в гостиной занавес.