— Ты колдунья, — вздохнул маркиз.
Они дошли до маленькой рощицы и остановились. Ее руки легли ему на жилет, потом без обиняков скользнули по груди вверх к его шее.
— Не делай этого! — резко произнес Боннингтон. — Мы не должны выходить за рамки на этой стадии наших взаимоотношений.
— Поцелуй меня, — прошептала она. — Пожалуйста.
Он наклонил голову, теплые губы коснулись ее рта, но руки не обняли ее, и когда Себастьян отстранился, Джина поймала его взгляд — спокойный, без малейшего намека на желание.
— Что случилось?
— Ты совершенно забыла о приличиях? Я не хочу целоваться с тобой в роще. Ты моя будущая жена, а не моя проститутка. Все эти тайные обжимания в темноте оставь своим распущенным подругам!
В ней опять начала подниматься злость, но Джина подавила ее.
— Когда ты ведешь себя подобным образом, Себастьян, — медленно сказала она, — возникает ощущение, как будто ты хочешь не меня, Джину, а лишь хочешь жениться на ее светлости герцогине Гертон.
— Конечно, я хочу жениться на тебе, Джина! Но ты мне слишком дорога, чтобы обращаться с тобой как с легкомысленной женщиной.
— Поцелуй меня, — продолжала уговаривать она. — Никто еще не терял невинность от поцелуя.
В очередной раз вздохнув, Боннингтон исполнил ее желание. Сначала их поцелуй был только соприкосновением губ, но затем, когда его тело пробудилось от ощущения прижавшегося к нему женского тела, поцелуй стал настоящим. Маркиз крепко обнимал ее, а пальцы Джины нежно гладили его лицо.
— Этого достаточно? — спросил он, убрав руки.
— Конечно, — согласилась она. — Вернемся в дом? Боннингтон мило улыбнулся и ответил:
— Да!
Ответил, по мнению Джины, с излишней готовностью. Ладно, он заслужил возвращение. Когда они поженятся, все станет по-другому. Она не будет чувствовать себя охотником, преследующим оленя. Когда они поженятся, он будет свободен в проявлении своей любви к ней… даже если ограничится только их спальней.
Они уже подходили к дому, когда Боннингтон вдруг остановился.
— Надеюсь, ты знаешь, что я хочу жениться на тебе, — повторил он.
— Я знаю.
Маркиз прикоснулся к ее щеке.
— Я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой. Я только не хочу губить твою репутацию, вот и все.
— Я понимаю, Себастьян, — улыбнулась она.
Они вошли в зал к началу контрданса и сразу заняли свое место рядом со смеющейся, раскрасневшейся Каролой. Всякий раз, когда фигура танца возвращала Джину к жениху, она так соблазнительно улыбалась, что у Себастьяна запылали уши.
— Джина! — яростно прошипел он.
— Что означает… любить? — невинно продолжала она. А как она смотрела на него! По мнению Боннингтона, в ее глазах была откровенная страсть.