Снова заблеяла овца, и Сара тревожно посмотрела в сторону мужчин. Сегодня Сара настояла на том, чтобы прогуляться по солнышку. Она устала сидеть в полумраке и тишине тесной хижины. Ей также не нравилось одиночество – ей, которая почти всю жизнь была одна и не слышала даже в детстве ни колыбельной матери, ни слов утешения. Но здесь одиночество почему-то было особенно невыносимым, превращалось в какую-то звенящую пустоту. Из хижины вынесли даже стол и скамьи – оставили только подобие ложа в углу и несколько одеял. Райфл определенно был уверен, что в любой момент Сара может вновь попытаться убежать.
Сегодня утром Сара не дала Райфлу просто поставить на землю миску с ее едой и удалиться, глядя в пол, как он обычно делал. В ответ на ее просьбу демон лишь едва заметно нахмурился, молча кивнул головой в знак согласия и так же быстро вышел.
И вот она здесь, привязанная к этому человеку невидимыми нитями, потому что даже сейчас, когда кругом были люди, он не позволял ей отойти от себя дальше, чем на двадцать шагов. Она попыталась однажды, но вокруг тут же сгрудились солдаты и, глядя в землю, попросили девушку гулять там, где ее хорошо видно.
Но как же они могли видеть ее, если старались вообще не смотреть в ее сторону, недоумевала Сара. Только человек-демон, только Райфл по-прежнему смотрел ей прямо в глаза. Остальные отворачивались, как только она оказывалась рядом – как крестьяне, так и солдаты. Все это выглядело до отчаяния знакомым.
–…два, три – хо! – донесся до нее голос Леонхарта. Теперь уже все четверо мужчин старались выдрать несчастную овечку из плена шипов. Бедняга снова жалобно заблеяла.
– Остановитесь. – Сара поспешила к ним, не в силах больше переносить страданий бедного животного.
Райфл отошел на несколько шагов от куста, руки его были расцарапаны. Струйка крови стекала по щеке. Он с раздражением отер ее ладонью.
– Что? – спросил он. Теперь раздражение его обратилось на Сару.
– Дайте попробовать мне, – попросила девушка и сделала всем остальным знак отойти. Солдаты тут же повиновались, и, к ее огромному удивлению, поколебавшись всего несколько секунд, их примеру последовал Леонхарт. Когда Сара проходила мимо него, он кивнул почти насмешливо, но девушка решила не обращать внимания.
Запутавшаяся в зарослях овца смотрела на нее большими жалобными глазами. Упругие гибкие ветки держали ее, словно натянутые веревки. Несчастное животное дрожало, глядя на приближающуюся Сару.
Девушка двигалась медленно и осторожно, держа перед собой руки, словно призывая к миру. Она говорила тихим ровным голосом всякую ерунду, слова, которыми утешают обычно детей, зная, что успокоить их может тон, а не смысл сказанного. Сара не касалась овечки, только продолжала говорить, пока не увидела, что в глазах несчастного животного паника сменилась любопытством, а дыхание стало ровнее. Все остальное вдруг перестало для нее существовать – поле, мужчины, – осталась только она и бедная овечка, которую угораздило залезть в ежевику.