После молитвы Родриго поспешил в покои Элинор. Она стояла у стрельчатого окна, глядя сквозь узорную решетку на просыпающийся город. Облаченная в голубой наряд из тончайшего кружева, отделанного золотом и аквамаринами, с золотистыми волосами, схваченными на затылке золотой заколкой, девушка казалась немыслимо прекрасной. Кремовая кожа, шелковистые локоны, поразительный цвет глаз — ни к одной женщине Родриго не испытывал такого страстного влечения, как к Элинор. Она напоминала нежный цветок, пересаженный с заснеженных вершин под жаркое солнце Гранады, и была слишком хрупкой, чтобы не сгореть в пожаре его страсти.
Родриго несколько минут наблюдал за ней. Впервые за все время пребывания в Гранаде Элинор была такой оживленной. Сердце его переполнилось любовью.
Молодая женщина обернулась, просияв улыбкой:
— Родриго! Наконец-то! Как долго ты молился! Но Аллах все-таки сжалился надо мной и прислал тебя сюда.
— Сегодня годовщина смерти моей жены.
— Извини… я не знала, — виновато произнесла Элинор, заметив боль в его темных глазах.
— Конечно. Откуда тебе знать? — Родриго с улыбкой коснулся ее лица, восхищаясь чистотой кожи. Проведя пальцем по ее нежной щеке, он не без грусти произнес: — Вижу, ты жаждешь приключений. К сожалению, я не смогу поехать, но тебя будут сопровождать рабы и телохранители.
— Родриго, я только хочу купить материи на платье. Он помрачнел, повернув ее лицо к проникавшему сквозь листву солнечному свету.
— Я убью любого мужчину, который осмелится хотя бы взглянуть на тебя.
Встревоженная силой чувств, отразившихся на его лице, Элинор прижала палец к его губам.
— Не заставляй меня надевать покрывало. Я никогда не пряталась от мужчин и не вижу в этом необходимости.
Ее слова вызвали у него улыбку.
— Прости меня за глупую ревность. Но в душе я по-прежнему мусульманин.
Улыбнувшись, Элинор поцеловала его в щеку.
— Спасибо, Родриго. Я так счастлива, что отправляюсь на прогулку.
— Сделать тебя счастливой — это именно то, чего я больше всего желаю, — клятвенно произнес он, привлекая ее к себе. — Если бы меня не вызвали во дворец…
Элинор не возражала, когда он накрыл ладонью ее грудь, лаская нежную плоть смуглыми пальцами. Она не любила Родриго так сильно, как Джордана, но не могла отрицать растущей привязанности к нему. А его любовь, хоть и деспотичная, не вызывала сомнений.
— Иди, — мягко сказала она, — не то опоздаешь и дядя рассердится, лишит тебя своей благосклонности.
Родриго пылко поцеловал ее, сжал в объятиях и неохотно отпустил.
— Ты права. Зато во второй половине дня я совершенно свободен, — хрипло напомнил он, блеснув глазами. — Мы займемся любовью, а потом вместе искупаемся перед вечерней молитвой.