«И здесь упреждают меня, — поморщилась Елизавета, — единой моей опоры надумали меня лишить».
— Передайте своим дружкам, в одночасье им быть настороже. В ночь к вам наведаюсь. Да накажите сержантам с вечера высмотреть все про караулы в покоях регентши.
Видимо, проснулась в беззаботной и разбитной Елизавете отцовская жилка решимости и отваги в горячую пору.
Посоветовавшись поздно вечером с братьями Шуваловыми, Разумовским и камер-пажом Воронцовым, Елизавета начала действовать.
— Преображенцы мне поведали, у регентши нынче караулы по обычаю расставлены, без призора особого. Дабы не привлекать внимание, поедем, Михайла, на твоих санках к преображенцам.
Цесаревна подумала минуту-другую и продолжала, поглядывая на братьев Шуваловых и Разумовского:
— Вы за полночь около Зимнего будьте, думаю, все спроворим к тому часу. С собой Лестока прихвачу, он мастер рубликами одаривать преображенцев.
Елизавета перевела дух, молча подошла к образам, помолилась. Алексей Разумовский помог ей одеть кирасу и проводил до саней.
В Преображенском полку Елизавету уже ждали. «В ночь с 24 на 25 ноября, — вспоминал впоследствии опальный фельдмаршал Миних, — эта велика принцесса прискакала в казармы Преображенского полка и, собрав своих приверженцев, сказала им: „Ребята, вы знаете, чья я дочь, идите за мной!“
Все было условлено, и офицеры и солдаты, узнав, его от них требуют, отвечали: «Матушка, мы готовы, мы их всех убьем».
Принцесса великодушно возразила: «Если вы хотите поступить таким образом, то я не пойду с вами». Она повела этот отряд прямо в Зимний дворец, вошла в комнату великой княгини, которая была в постели, и сказала ей: «Сестрица, пора вставать».
Приставив караул к великой княгине, ее мужу принцу Брауншвейгскому и сыну их, принцу Ивану, она возвратилась в свой дворец, находившийся возле Летнего сада, и в ту же ночь приказала арестовать меня, моего сына, графа Остермана, вице-канцлера графа Головкина, обер-гофмаршала графа Левенвольде, президента Коммерц-коллегии барона Менгдена, действительного статского советника Темирязева и некоторых других; все мы были отправлены в крепость.
В ту же ночь принцесса Елизавета была признана императрицей и самодержавной российской государыней всеми сановниками, прибывшими в ее дворец, перед которым по ту сторону канала собралась многочисленная толпа народа; гвардейцы же заняли улицу и кричали «ура!».
Наутро Елизавета в открытой коляске отправилась в Зимний дворец, где была провозглашена императрицей и где все принесли ей присягу. Все совершилось тихо и спокойно и не было пролито ни одной капли крови; только профессор академии Гросс, служивший в канцелярии графа Остермана, застрелился из пистолета, когда его арестовали».