Худощавый сдернул шляпу, вытянулся:
— Гардемарин Спиридов Григорья, велено капитаном из конторы определиться к вам для следования в Астрахань.
— Минин Фетка, — в тон товарищу проговорил с хрипотцой стоявший чуть позади напарник.
Сухотин вдруг захохотал, сбежал по трапу на пристань:
— Чай, не в церкви, прикрой голову-то.
Окинул взглядом гардемаринов:
— Пожитки-то где? В конторе?
— Баулы там оставили.
— Тащите их сюда, разместитесь на гекботе. Да не позабудьте в конторе предписание взять до командира порта капитан-командора Мишукова.
Вечером за бутылкой вина по случаю встречи Сухотин вводил прибывших в русло событий, посвящал в предстоящие дела.
Ему поручено было принять в казанском Адмиралтействе два гекбота после постройки и следовать в Астрахань. Да вот незадача, на другой бот надо было определить своего подштурмана, а Сухотин намеревался идти от зари до зари.
— Благо нынче ночки-то светлые, неча время упускать, — пояснил Сухотин.
Теперь ему вышло облегчение. Второй бот поведет Спиридов в паре с Мининым, так и решили.
Иван Сухотин оказался словоохотливым, добродушным собеседником с открытой душой. Без прикрас излагал морские будни на Каспии, скучную жизнь на берегу, в ледостав. О начальстве высказывался откровенно, без боязни, видимо уверенный, что собеседники не будут наушничать.
— Мишуков Захарий, он себе на уме. Не по делу горлом не берет, семь раз отмеряет да и не выскажется по сути. Сам, мол, действуй, как знаешь, а я не в ответе. Ежели когда рисковое дело, то прибаливает. Тогда него распоряжается князенька, капдва Васька Урусов. — Сухотин отпил вина и продолжал: — А так-то капитан-командор наш спит и видит, как бы ему в столицу перебраться. Раньше-то его князь Меншиков благоволил, а ныне одна надежа на Апраксина, а тот его особливо не балует, слыхать.
Впервые слышал такие откровения Гриша Спиридов: «Видать, сей мичман не боязлив и, можно думать, рубаха-парень, — подумал он, глядя на мичмана, — но это к добру; знать, флотские держатся на Каспии не таясь, душа нараспашку».
— А что в белокаменной-то слыхать? — спросил вдруг Сухотин. — В Казани-то вещают, государь короновался, да в Петербург воротиться не спешит.
В дороге гардемаринам было некогда да и не с кем вести такие пересуды, но Спиридов ответил то, что знал:
— Бают московские людишки промеж себя: молодой государь добрый по натуре, но округ него не все доброжелатели. А так-то любы ему всякие забавы, особливо охоту на зверя да птицу уважает. Сего добра круг Москвы вдоволь.
Сухотин пьяно крутил головой:
— Коли народ молвит, то и вправду так. Токмо отечеству-то потребно для блага не одни бирюльки.