Потому Григорий Спиридов взял за правило жизни: стараться воздействовать на служителей, как тогда звали матросов, прежде всего убеждением, приучать исподволь к сложным корабельным работам, а наказывать лишь нерадивых. К тому же считал зазорным вообще бить людей на пять-десять лет старше себя.
Спустя неделю Минин с удивлением поглядывал на проворство в управлении парусами, якорем еще вчера неуклюжих служителей. Удивляло и то, что его дружок Григорий и сам не чурался, помогал и показывал, как сноровисто и ловко следует перекидывать и подвязывать паруса, обтягивать ванты, крепить ходовые снасти, вязать и быстро распутывать мудреные морские узлы.
В перерывах, когда русло спрямлялось, матросы дремали на палубе, подставляли спину жгучему солнцу, любовались красотами непотревоженной человеком природы по берегам Волги.
Возле больших сел делали остановки, закупали свежее мясо. Ночами отстаивались на якорях напротив островов у Симбирска, Самары, Саратова. У Царицынского острога задержались на сутки, реку застлал густой туман. Когда он сошел, задул верховой попутный ветер. Сухотин обрадовался.
— Ставить полные паруса, на фордевинд[18] пойдем. Далее Волга прямиком шастает до самой Астрахани.
В самой Астрахани гекботы не задерживались, спустились под парусами по Кутумовой протоке к устью, где расположился военный порт. Основал его Петр I. «При Астраханском порте, — гласил указ Петра I, — для военной службы содержать Адмиралтейство и морских адмиралтейских служителей и для того построить казармы на осмотренном под строение способном месте».
Адмиралтейство размещалось в двухэтажном каменном здании, неподалеку от пристани. На причале прохаживался капитан-командор Мишуков, разглядывая, как швартуются гекботы. Ему успели доложить казаки с верховьев о появлении двух парусных судов.
Выслушав рапорт Сухотина, он перевел взгляд на гардемаринов.
— Сие, господин капитан-командор, гардемарины... — несколько развязно начал Сухотин, но Мишуков его оборвал:
— Сам не слепой, ступайте за мной, — мотнул головой, повернулся и зашагал к Адмиралтейству.
Разговор начал с расспросов, где кто раньше плавал. Мишуков досадно кряхтел. Упоминались флагманы кораблей, капитаны, его прежние знакомые. Слушал капитан-командор, а сердце ныло. «Сколь еще в этой прорве торчать? И почему Змаевич до сих пор не едет? Не спрашивать же об этом у этих юнцов».
Выслушав Спиридова, он, вспомнив прошлое, спросил:
— Не твой ли родитель в Выборге комендантом?
— Он самый, господин капитан-командор, — слегка покраснел Григорий.
— Ну-ну, примеривай свою службу по нему. Море-то видывал?