Вот тогда-то это и случилось с ним. Он сидел, глядя на то, что сделал, с радостным и недоуменным изумлением перед своей собственной изобретательностью, обратившейся к Богу, к Природе, – субстанциям далеким от математики и изобильным, извечным мотовщикам, во все привносящим хаос и алогизм, – чтобы решить для него математическую проблему, когда вдруг обнаружил, что в октябре у него получилось шесть недель и что сегодня на самом деле двенадцатое ноября. Ему показалось, что он видит это числительное – безусловное и исключительное в безликой, однообразной последовательности прошедших дней; ему показалось, что он видит ряд консервных банок на полке в полмили длиной, быстрых, похожих на торпеды, увесистых форм, тех, что до этого момента просто безмолвно и бесплотно падали одна за другой в застывшее время, – которое не продвигалось и которое каким-то образом давало пропитание двум своим жертвам, как оно давало им воздух, – а теперь начали медленно и неуклонно двигаться в направлении, обратном времени, – теперь время выступало в качестве движителя – и банки одна за другой с безудержным постоянством стали исчезать, как исчезает тень ушедшего облака. Да, подумал он. Во всем виновато бабье лето. Оно, как старая шлюха, соблазнило меня раем для недоумков. Оно, эта старая истомленная Лилит, иссушило меня, лишило силы и воли.
Он сжег календарь и возвратился в дом. Она еще не вернулась. Он пошел в кладовку и пересчитал банки. До захода оставалось еще два часа, но когда он бросил взгляд на озеро, он увидел, что солнца нет и что масса облаков, похожая на грязный хлопковый ком, переместилась с востока на север и запад и что вкус и запах воздуха тоже изменился. Да, подумал он. Эта старая шлюха. Она предала меня, а теперь ей незачем притворяться. Наконец он увидел, что она возвращается, идет по берегу озера в его брюках и старом свитере, который они нашли в шкафчике вместе с одеялами. Он вышел ей навстречу. – Господи, – сказала она. – Я никогда еще не видела тебя таким счастливым. Ты что, нарисовал картину или наконец обнаружил, что человечеству не стоит и пытаться создавать искусство… – Он шел быстрее, чем ему казалось, и когда он обхватил ее руками, она остановилась, потому что физически уперлась в него, откинувшись, она посмотрела на него с настоящим, а не напускным удивлением.
– Да, – сказал он. – Как насчет того, чтобы поцеловаться?
– Конечно, мой друг, – тут же сказала она. Потом она снова откинулась назад, чтобы посмотреть на него. – Что случилось? Что здесь происходит?
– Тебе не будет страшно, если ты проведешь эту ночь одна?