Работник морга защелкал по клавишам компьютера.
– Этот?
Марина тупо вглядывалась в лицо на экране.
– Покажите мне его.
– Простите?
– Я хочу его видеть. – Ее голос взвивался и опадал. – Я что, не имею права видеть своего мужа?
– Вы хотите взглянуть на тело?
Ее лицо исказила гримаса отчаяния. Правый уголок рта дернулся вбок.
– Отведите ее туда! – рявкнул на работника Фролов.
Почему-то ему было невыносимо ощущать боль этой женщины.
В помещении пахло карболкой. И чем-то еще. Она забыла название. о запах был знаком. Так пахнет облагороженная смерть.
Железные ящики. Как в камере хранения. Работник выдвинул один.
– Вот.
Она не могла заставить себя взглянуть. «Господи, пусть это будет не он.»
– Смотрите.
Это был он. Ее Антон. Такой, как всегда. Только очень бледный. И губы почти черные. А светлая рубашка – они вместе ее покупали – на груди была красновато-бурой…
Она сказала:
– Оставьте нас одних. Пожалуйста.
Работник, пожав плечами, вышел.
Марина взяла мужа за руку. Она была ледяной.
– Вставай, Антон, пойдем домой. Здесь собачий холод.
Он не ответил. Он был мертв. И тогда она поняла: Бога нет.
Его нет, и не было никогда. Потому что иначе он бы не позволил выбросить ее двадцать пять лет назад как мусор на помойку бессмысленной и жестокой фантасмагории под названием «Жизнь». И не стал бы забирать подряд всех, кого она любила: Вику, Юльку… И теперь не оставил бы наедине с железным ящиком, в который сколько ни бейся головой, все равно не получишь ответа на разрывающее мозг: «За что?!»
Сзади дипломатично кашлянул работник морга.
– У нас есть успокоительное.
– Не нужно.
– Вашего мужа надо привести в порядок, подгримировать…
– Я сама.
Он вытаращил глазенки: – Не положено.
Она это уже слышала. Однажды. «Холеная рука, срывающая цепочку с тонкой шейки изуродованного ребенка…» Теперь ей есть, чем заплатить. Марина достала стодолларовую бумажку – ключ, отпирающий любые двери. А когда их много, то можно все. Кроме одного – воскресить из мертвых.
– Принесите все необходимое. Новое. Я врач-косметолог. Все сделаю сама. Вот только выйду, покурю и вернусь. Не трогайте его.
Дневной свет ударил по глазам. Она достала сигарету, но никак не могла найти зажигалку. Подошел рыжеволосый капитан, молча протянул свою.
Она сказала:
– Спасибо. Ему было больно?
– Нет, – соврал Фролов.
– Как ЭТО произошло?
– Их расстреляли из автомата в упор…
– Их?
– Вашего мужа и Аркадия Гриневича.
– Профессор тоже…
– Вы его знаете?
– Да.
– Ему повезло.
– Значит, он жив. Где он?
– Я не имею права этого говорить.
– А киллер?
– Скрылся.
– Конечно…
Ее лицо снова дернулось вбок. По щеке ленивой влажной лентой сползала капля. Редкие снежинки падали на эффектную прическу. Умело подведенные губы судорожно цеплялись за сигарету. Она казалась совсем девчонкой. Маленькой, хрупкой. Что связывало ее с человеком, стывшим сейчас за дверьми Лефортовского морга?