– Блин, блин, блин, – парило над ними, как звон бубенцов над стадом.
Вот именно: первая жизнь комом, а второй не предвидится.
– Развлечься не желаем? – раздалось справа.
Передо мной стояла самая последняя «Аня» – та, в перламутровых клипсах. На свету и в фас соответствие заветному оригиналу бросалось в глаза меньше, чем получасом раньше в давке у открытого кафе, и все же…
– Как это? – не понял я вопроса.
– С девушкой, как еще?
– А это как?
– Пошли покажу, если деньжата при себе, – сказала она и за рукав повела меня через арку над устьем Дегтярного переулка в темень на задах Тверской.
В считанные секунды оживление и грохот великой столицы сменились безлюдьем и затишьем совершенно провинциальным. Все спало, точно не было и в помине грохота и столпотворения в каких-то двухстах метрах отсюда. Лишь одно окно теплилось под самой кровлей высокого здания, и с легким шумом внезапно пришли в движение вытянутые в высь кроны трех пирамидальных тополей – вот уж не знал, что они есть в Москве. Треща без умолку и волнующе обдавая меня справа вином и парфюмерией, длинноногая незнакомка уверенно толкнула дверь в железной изгороди вокруг какого-то казенного двора, по всей видимости, школьного.
– А я, короче, смотрю, стоит-пригорюнился такой папашка невеселый, рот кривит.
В темноте и вполоборота она снова разительно напоминала Аню, и я искоса приглядывался к ней с беспокойством и жадностью. Не хватало лишь любимого пришепетывания ее трескотне, где наречие «короче» употреблялось с частотой артикля. Мы обогнули темное здание, и моя проводница остановилась и, кивнув на лавочку под кустами, сказала:
– Ну что, приступили-начали?
– А вы не могли бы?.. – тихо попросил я и приложил указательный палец к ее губам – прикосновение, могущее быть истолкованным и как призыв к молчанию…
Но проститутка поняла меня лучше меня самого:
– Без проблем, папашка, любой каприз за ваши деньги, но деньги вперед.
Мельком подвергнув экспертизе, она спрятала протянутую ей купюру в сумочку, споро опустилась на корточки вплотную ко мне, одним ловким движением ослабила мой брючный ремень и наконец смолкла… – зато у вашего покорного слуги прорезался голос.
Когда я отклекотал и пляшущими руками извлекал из пачки сигарету, моя юная любовница предложила (сидя на краю лавочки, она деловито обводила рот губной помадой):
– У меня есть и постоянная клиентура. Короче, дашь телефон – позвоню как-нибудь, если охота, конечно.
– Конечно, – сказал я, выудил из внутреннего кармана пиджака авторучку и передал ей.
– Плюс такси до тебя. А если трубку берет жена? Тогда, короче, отбой? – спросила девушка, отвесив фамильярный щелчок моему обручальному кольцу.