Новые спазмы оборвали его мысли о Ванессе. Кейн никогда всерьез не болел и никак не мог свыкнуться с этой растекающейся по телу слабостью. Он прекрасно обошелся бы и без нее. Ведь предстоит еще очень долгий путь.
Новый приступ совсем обессилил его. Он упал на колени, и его стошнило. Когда он наконец открыл глаза, то заметил на траве собственную кровь. Ужас овладел им. Он вспомнил крошечный городок в Аризоне, где был помощником шерифа, и самого шерифа, который умирал от рака желудка. Страдал он невыносимо и тоже рвал с кровью. У Кейна выступил холодный пот на лбу. Христос всемогущий! Неужели и ему выпала доля умирать день за днем, медленно и мучительно, растрачивая последние силы на крики и стоны? Врагу не пожелаешь столь медленной и мучительной смерти посреди этих диких земель, где никому нет до тебя дела.
Кейн немного посидел, и резь в желудке слегка притупилась, а потом и вовсе исчезла. Он вспомнил доктора из Канзаса, который осматривал его. Может быть, он понял, что у Кейна рак, но не осмелился сказать правду? Нет, не похоже, скорее всего молодой врач не понял, чем болен Кейн, но считал себя обязанным сказать хоть что-то, чтобы с чистой совестью получить с клиента деньги за прием.
Он подумал, не стоит ли поехать на восток и обратиться еще к другому врачу, но снова вспомнил шерифа. Тот тратил последние силы на поездки ко всем врачам в радиусе пятисот миль. Одни доктора убеждали его, что его боли – результат потребления местной воды, другие утверждали, что кто-то систематически подсыпает ему отраву. Один эскулап вообще сказал, что виной всему почки, и продал ему десять пузырьков средства для их лечения. В конце концов старый армейский доктор нашел у него рак и сказал, что ни один врач ему уже не поможет и он скоро умрет.
Проходили часы, и Кейн почти свыкся с печальной перспективой. Он решил, что не станет изводить себя и докторов поисками какого-нибудь чудодейственного средства. Он старательно вспомнил все, что рассказывал ему умирающий шериф о своей болезни. Симптомы тютелька в тютельку походили на то, что переживал он сам. Интересно, сколько же ему еще отмерено жизни? Недели? Месяцы?
Будем надеяться, у него хватит времени, чтобы добраться до Джанкшен-Сити. Он повидается с Купером и Гриффином и сделает все, что в таких случаях полагается, с домом и принадлежащей ему землей. Он хотел быть уверен, что его наследство не попадет в жадные руки Дэллы или Клейхилла.
Дэлла будет лишь счастлива узнать, что он разорен. Когда они виделись в последний раз, она металась в ярости по комнате и проклинала его за то, что он отказывался дать ей денег на поездку в Европу. Она божилась, что отдаст ему долг, как только получит наследство после смерти Клейхилла. Он не жадничал, а просто не хотел иметь никаких дел с сестрой. Дэлле было наплевать на него. Он припомнил все случаи, когда она обижала мать, а это происходило постоянно с той самой минуты, как она осознала разницу между женщиной и мужчиной. Он давным-давно понял, что Дэлла самозабвенно любила мужчин и любви своей не скрывала. Ей не было знакомо понятие совести, она брала от жизни то, что хотела, не важно, через кого при этом приходилось переступить.