Дженни оценивающе посмотрела на мой живот, и я опять ощутила острый укол боли.
— М-м-м, возможно. — Она говорила медленно, обдумывая слова. — Тебе кажется, что кожа на всем теле стала тонкая-претонкая. Ты чувствуешь любое прикосновение, даже одежда трет, и не только живот, но и ноги, и бока, и груди. — Ее руки машинально метнулись к груди и обвели отяжелевшие округлости. — Они становятся тяжелыми и полными… и очень чувствительными, особенно соски. — Маленькие огрубевшие пальцы медленно очертили круг, и я увидела, как соски натянули ткань платья. — И, конечно, ты чувствуешь себя большой и неуклюжей. — Дженни уныло улыбнулась и потерла бедро, которым недавно ударилась об стол. — Занимаешь больше места, чем раньше.
— Но, конечно, — и ее руки легли на живот, словно оберегая его, — здесь ты все чувствуешь особенно сильно. — Она погладила живот так нежно, словно ласкала кожу младенца. Взгляд Иэна следил за тем, как ее руки двигались сверху вниз, снова и снова, разглаживая и разглаживая ткань.
— На раннем сроке это похоже на газы в животе, — засмеялась она и ткнула пальцем ноги в живот брату. — Вот здесь — как маленькие пузырьки внутри живота. Но позже ты начинаешь чувствовать, как ребенок шевелится, и это похоже на рыбку на крючке, когда она дернула — и сорвалась. Ощущаешь быстрый рывок, но это сразу проходит, и ты не уверена, чувствовала что-нибудь или нет. — Словно не соглашаясь с этим описанием, ее невидимый спутник дергался то в одну, то в другую сторону, и живот Дженни колыхался, оттопыриваясь то с одной, то с другой стороны.
— Смотрю, теперь ты уверена, — заметил Джейми, зачарованно следя за этими движениями.
— О да. — Она положила руку на выпуклость, словно пытаясь успокоить малыша. — Понимаешь, они ведь подолгу спят. Иногда даже пугаешься, что они умерли, когда долго не двигаются. Тогда пытаешься их разбудить… — ее рука дернулась от резкого толчка, а потом живот толкнули изнутри и с другой стороны, — и ты счастлива, что он снова пинается. Но дело не только в ребенке. Ты чувствуешь, что вся раздулась, до самого низа. Это не больно-просто ощущаешь себя такой спелой, что можешь лопнуть. Такое чувство, будто к тебе должны прикоснуться, очень легко, везде. — Дженни больше не смотрела на меня. Ее глаза смотрели в глаза мужа, и я поняла, что она больше не помнит ни обо мне, ни о брате. Между ними установилась атмосфера такой тесной близости, словно эта история рассказывается часто-часто, но они никогда от нее не устают.
Голос Дженни стал совсем тихим, а руки снова поднялись к грудям, тяжелым и непокорным под легкой тканью лифа.