Толпа расступалась неохотно. Конь, сильный гнедой, просунул морду между чьими-то плечами. Перед удивленными взглядами всех — включая меня — проворно спешивался жердеобразный Нед Гован.
Джефф с некоторым удивлением обозрел тощую фигуру.
— И вы, сэр?… — Он говорил вынужденно любезным тоном, увидев серебряные пряжки на башмаках и бархатный камзол — работа на лэрда Леоха неплохо оплачивалась.
— Меня зовут Эдвард Гован, ваша светлость, — строго ответил тот. — Стряпчий.
Матт ссутулил плечи и поморщился. На табурете не было спинки, и его спина, без сомнения, уже устала от напряжения. Я уставилась на него тяжелым взглядом, от души желая ему ущемления межпозвоночного диска. Если уж меня сожгут за дурной глаз, думала я, пусть хоть будет за что.
— Стряпчий? — пробурчал Матт. — И что же привело вас сюда?
Голова Неда Гована в седом парике склонилась в идеальном официальном поклоне.
— Я прибыл, чтобы смиренно предложить свои услуги в поддержку мистрисс Фрэзер, господа, — ответил он, — самой милосердной из всех леди на свете, которая известна мне лично не только как весьма доброжелательная в искусстве исцеления, но и весьма знающая в его применении.
Отлично, одобрительно подумала я. Получите удар с нашей стороны! Окинула взглядом площадь и увидела, что губы Гейлис изогнулись в полувосхищенной, полуязвительной улыбке. Пусть не все выберут Неда Гована Принцем Очарование, я сейчас не собиралась становиться очень уж капризной. Буду принимать защитников по мере их появления.
Поклонившись судьям и не менее официально — мне, мистер Гован выпрямился еще сильнее, чем обычно, зацепил большие пальцы за пояс бриджей и со всем романтизмом, присущим его немолодому, отважному сердцу, приготовился к битве, избрав оружием присущую закону мучительную скуку.
О, он, безусловно, был скучным. С неумолимой точностью механической мясорубки он подверг каждое обвинение тщательному исследованию и безжалостно порубил их на мельчайшие кусочки клинком закона и секачом прецедента. Это было внушительное представление. Он говорил. И говорил. И опять говорил, иногда вроде бы уважительно замолкая в ожидании указаний от судей, но на самом деле просто набирая воздуха перед очередным многословным натиском.
Учитывая, что моя жизнь и будущее полностью зависели от ораторского искусства этого костлявого человека, мне следовало сосредоточенно внимать каждому его слову. Но вместо этого я ужасно зевала, не успевая прикрыть разинутый рот, и переминалась с одной ноющей ноги на другую, пламенно мечтая, чтобы меня просто сожгли, прекратив эту пытку.