— Даже и не пытайся! — прошипела я. — Или закончишь свои дни мясом для собак, а я и пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!
Тем временем Джейми медленно шел к собакам, показывая им кулак. То, что показалось мне огромной сворой, на деле оказалось лишь четырьмя псами: небольшой коричневатый терьер-крысолов, две курчавых пятнистых пастушьих собаки и огромный черно-коричневый монстр, который запросто мог оказаться собакой Баскервилей.
Этот подхалим вытянул шею (толще, чем моя талия) и осторожно принюхался к предложенному кулачищу. Хвост, похожий на корабельный канат, лупил во все стороны все усерднее. Потом пес откинул назад огромную голову, радостно залаял и прыгнул на хозяина, уронив его на землю.
— …В которой Одиссей возвращается с Троянской войны, и верный пес узнает его, — заметила я Донасу, который фыркнул, высказывая свое мнение то ли о Гомере, то ли о недостойном выражении чувств, происходящем на дороге.
Джейми, смеясь, ерошил собакам шерсть и тянул их за уши, а они все одновременно пытались лизнуть его в лицо. Наконец он успешно отбился от них и поднялся, с трудом удерживаясь на ногах из-за исступленного восторга псов.
— Ну, во всяком случае, кто-то рад меня видеть, — ухмыльнулся он, потрепав зверюгу по голове. — Это Льюк, — показал он на терьера, — а это — Эльфин и Марс. Они братья и отличные пастушьи собаки. А это, — тут Джейми с любовью положил руку на огромный черный загривок, и пес его тут же обмусолил, — это Бран.
— Поверю тебе на слово, — я осторожно протянула кулачок, чтобы пес его понюхал. — А что он такое?
— Борзая. — Джейми почесал заостренные уши и процитировал: — Фингал так выбирает своих псов: глаз, как терновая ягода, ухо, как лист, грудь, как у коня, сухожилия, как серп, а хвост — далеко от головы.
— Если условия таковы, ты прав, — сказала я, рассматривая Брана. — Если бы его хвост был чуть дальше от головы, ты бы мог ездить на нем верхом.
— Я так и делал, когда был маленьким. Понятное дело, не на Бране, а на его дедушке — Нэйрне.
Он в последний раз погладил пса и распрямился, глядя на дом. Потом перехватил уздечку упрямца Донаса и повернул его к склону холма.
— В которой Одиссей возвращается домой, переодетый в нищего… — Джейми цитировал по-гречески, подхватив мое предыдущее замечание. — А теперь, — произнес он, с довольно мрачным видом поправляя воротничок, — мне кажется, самое время пойти и предстать перед Пенелопой и ее поклонниками.
Мы подошли к двойным дверям, причем тяжело дышащие псы бежали за нами по пятам, и Джейми остановился.
— Постучим? — нервно спросила я. Он с изумлением посмотрел на меня.