Однако Скотт вовсе не казался обескураженным. Наоборот, он был с ней нежен и терпелив. Джули была настолько благодарна ему за это понимание, что почти смогла простить себе свое собственное ничтожество.
Она не уставала изумляться себе, потому что говорила ему такие вещи, на которые, как она думала, никогда не была способна. Слова сами слетали с языка, неожиданные, сверкающие, необыкновенные, словно произносил их совершенно иной человек. Хороший человек. Быть со Скоттом — означало видеть бесконечный прекрасный сон или, вернее, существовать в солнечной реальности, заставлявшей всю ее прошлую жизнь считать дурным сном. И это случилось именно тогда, когда Джули почти уверилась в том, что с ней все кончено.
— Суббота-мой последний день в Нью-Йорке. Не хочу ехать, -совсем по-мальчишески пожаловался Скотт. — Что я буду делать без тебя?
— Ну, -улыбнулась Джули, — вернешься к работе, закончишь отделывать шкатулку для своей матери, будешь сидеть по вечерам с малышкой Люси, ходить в кино и читать своего Шекспира, и своего Торо, и доктора Джонсона.
— Боже мой, — прошептал Скотт. — Ты знаешь мою жизнь лучше меня самого! Я чувствую себя пристыженным за то, что рассказал тебе слишком много.
— Наоборот, — засмеялась Джули, -это самая полезная информация, которую я усвоила за последние двадцать лет.
Скотт пристально посмотрел на нее:
— А что ты будешь делать после моего отъезда?
Джули задумалась:
— Когда ты уедешь, я буду смотреть на часы, переводить нью-йоркское время в лондонское и думать, где ты и что делаешь. Проснувшись утром, я вспомню, что ты, например, сейчас обедаешь или разговариваешь с клиентом. Потом отправлюсь в колледж (Джули решила стать вольнослушательницей Нью-Йоркского университета) и буду гадать, как закончился твой день, а за обедом притворюсь, что сижу за столом с тобой. Когда же настанет уик-энд, я проведу его с тобой, представляя себе твой коттедж на ферме.
Говоря это, Джули не допускала и мысли, что ее жизнь, и сексуальная в том числе, может вернуться в прежнее русло. Она думала только о нем.
С неожиданной горячностью Скотт схватил ее за руки.
— Не продолжай, — попросил он. — Слишком больно.
— Больно?-удивилась Джули.
— Не хочу уезжать. Не хочу, чтобы нас разделяли три тысячи миль. Не хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Не сейчас. Не сейчас, когда я знаю, что ты здесь, когда я верю, что ты думаешь обо мне. Это слишком тяжело.
Джули долго и требовательно смотрела ему в глаза, и то, что она увидела в них, растопило застарелый лед. Словно решившись, она коснулась губами его губ. Поцелуй, вначале нежный и целомудренный, постепенно становился все более страстным. Джули чувствовала, как поднимается в нем желание, которое он сдерживает из-за нее. Прикоснувшись пальцами к его щекам, Джули отстранилась.