После того, как аббат осмотрел каждого мужчину и юношу в больнице, он вернулся к зеленоглазому мальчику. Ему понравилось его лицо, которое сохранило следы воспитанности. Аббат сел на кровать и снова спросил, не он ли Майкл Бурк. Ответа не последовало, но зеленые глаза посмотрели в направлении аббата и неожиданно остановились на его лице с отчетливым выражением радости, как будто человек, неделями живший на необитаемом острове среди диких зверей неожиданно встретил себе подобного. Аббат вынул из кармана трещотку и подержал ее на ладони. Мальчик улыбнулся, в его зеленых глазах загорелся огонек радости, с которой ребенок после болезненной разлуки встречает свою любимую игрушку. Аббат опустил ее на большую ладонь, лежащую на грязном шерстяном одеяле, и мальчик сжал трещотку пальцами и спокойно заснул.
Аббат тяжело вздохнул, но остался спокойно сидеть на постели, пока время посещений не подошло к концу и его не попросили удалиться.
— Какие у него раны? — спросил аббат у врача.
— Синяки, несколько выбитых зубов, контузия и травма головы. Должно быть, получены, когда он дрался и упал на острый камень. Он выглядит, как настоящий боксер, но досталось ему здорово. Время вышло, сэр, и я прошу вас уйти.
— Он будет жить? — невозмутимо спросил аббат.
— Жить! — врач пренебрежительно фыркнул. — Да у него лоб, как у быка! Через три-четыре дня все про себя вспомнит.
Аббат поднялся.
— Я вернусь через три дня, — коротко сказал он и вышел из больницы.
Он был уже убежден в том, что это был Майкл, и, чтобы снять с Захарии обвинение в непреднамеренном убийстве, он продолжал наносить визиты важным персонам, имеющим вес в юридическом мире. Его рекомендательные письма, собственный авторитет способствовали тому, что он сразу привлек к себе внимание и был принят. Два дня спустя, после роскошного обеда аббат уже сидел в библиотеке судьи и, получив обещание, что дело мистера гардемарина Энтони Луиса Мари О'Коннела будет передано в суд с последующим освобождением как можно скорее, завел с ним разговор, который затянулся до полуночи.
Ему открылось любопытное состояние дел. Им обоим были небезразличны ни грязь и беззаконие в Лондоне, ни ужасный беспорядок и страдания в тюрьмах. Их насторожил тот факт, что патрулей не хватало и они были некомпетентны. Они были шокированы жестокостью закона и знали, что многие его жертвы были осуждены по ошибке и оказывались невиновными в преступлениях, за которые были казнены. Но что можно было сделать? Это было в духе Англии — пустить все на самотек, пока не наступит критическое положение и не проснется общественное мнение. Английское общественное мнение походило на спящего великана, разбудить которого было делом нелегким, но, однажды проснувшись, он становился могущественным.