— Я не могу спать в вашей кровати, сэр, — была его мгновенная реакция.
— Ты будешь спать там, где я скажу, — коротко ответил аббат. — Майкл делал то, что ему говорили, и ты будешь тоже.
Захария улыбнулся и опять уснул, а аббат вышел купить баранины и овощей, чтобы хозяйка приготовила питательный бульон. Она совсем вышла из себя, узнав, что еще один больной юноша поселился в ее мансарде, и аббат теперь должен был сам ходить за покупками, чтобы успокоить ее, так же, как подметать пол и вытирать пыль в зеленой комнате. Он грустно улыбнулся себе, идя вдоль залитой солнцем улицы, неся в руке хозяйственную сумку и на минуту представляя себе взрыв хохота, которым встретил бы его доктор, если бы мог видеть его сейчас.
Хотя аббат и улыбался, но мысль о докторе вызывала в нем некоторое раздражение, потому что тот не оправдал надежд аббата на помощь с его стороны. Аббат был обязан обратиться к сэру Джоржу Карейсу за разрешением о продлении отпуска, и хотя был найден другой священник, чтобы выполнять обязанности аббата, сэр Джорж дал свое согласие с большим неудовольствием. Аббат написал об этом доктору и продолжал сообщать обо всем, что происходило, и доктор ответил, что приедет, как только будет возможно, но у него несколько тяжелобольных пациентов, и он не может их оставить, и что небольшое волнение не повредит сэру Джоржу. Между тем доктор знал, что все необходимое для Захарии будет сделано аббатом с большим умением и эффективностью, чем мог бы сделать он сам. Письмо, предназначенное для сына, он вложил в этот же конверт.
Доктор был мил и признателен и выражал очевидное стремление как можно скорее вылечить своих больных и отправиться в Лондон, но из письма аббат понял, что мысль о том, что святой отец взял на себя функции няни двух мальчиков, доставляла доктору острое и злорадное удовольствие. Аббат даже стал посмеиваться, чего не делал уже многие годы.
Да, ему это тоже доставляет удовольствие. Он и не знал, что в нем было это умение умывать, кормить, подметать, вытирать пыль и делать покупки, и собственные успехи согревали аббату сердце. Радовало его еще и то, что юноши доверяли ему и полагались на него. Много лет назад граф ухаживал за больной Терезой, помогал ей заботиться о ребенке, но думал, что уже потерял былую сноровку. Оказалось, что нет, все вернулось, и это было похоже на приход весны. Стоя поодаль от мясника и уничтожая этого достойного человека холодностью своего взгляда (потому что, как бы ни привыкал он к домашней жизни, его разборчивый вкус не позволял ему привыкнуть к виду сырого мяса), аббат неожиданно вспомнил день в Торре, когда он почувствовал, что лед его зимы раскалывается… Теперь все это ушло, и он был жив…