Он взглянул на меня снова, при этом его глаза так и закрывались от усталости.
— Ты еще не проснулся, сын мой, — улыбнулся я, — лучше приляг и поспи.
Только он прилег, как сон моментально охватил его. Удивительно, как он мог так спокойно спать в таком странном месте, лежа на полу на своей овчине: но люди в юном возрасте, особенно сильно уставшие, могут спать в любом положении. Какое-то время я смотрел на него, очарованный его красотой, и увидел висевший у него на боку резной рог, украшенный серебром. Ближе к утру, после очередной молитвы, загасив свечи, я покинул часовню. Мальчик по-прежнему спал. Я подумал, что, возможно, когда он проснется, я покажусь ему только сном.
Прошло более года, прежде чем я снова увидел Иоанна, и опять в этой часовне. Было типичное для запада мягкое и теплое начало декабря. Уже детишки повсеместно стали готовиться к Рождеству — мастерить подарки, пряча их в потайные места, и делать украшения в виде нанизанных на нитки ягод.
Как-то вечером, как раз перед тем, как сумерки переходят в ночь, я пошел в часовню помолиться. В тот день я, утомленный и печальный, медленно тащился по тропинке, опустив голову. Поднявшись почти на самую вершину, я остановился перевести дыхание, поднял глаза — и то, что я увидел, заставило меня забыть обо всем — усталость и печаль слетели с плеч, словно мантия. Дерево, как в сказке, светилось божественным сиянием. На самом деле это был обычный тис, скрученный сильными ветрами, который в то время рос недалеко от двери в часовню, но превратившийся в этот магический час в сказочное дерево.
Сквозь его ветви просвечивало холодное зеленоватое небо, с синим, как у цветков горечавки, отливом, а звезды, мерцающие в кроне, походили на пляшущие серебряные огоньки. Серповидная луна проглядывала сквозь ветви, словно запуталась в них. Присмотревшись повнимательнее, я увидел охотничий рог, свисающий с дерева. Опустив взгляд еще ниже ветви, где висел рог, я увидел стоящих рядом юношу и совсем юную, почти ребенка, девушку. На земле, позади них, сияли горящие свечи, освещая возвышенную красоту их серьезных лиц и спокойные цвета их сказочных одежд. Мне показалось, хоть не берусь утверждать с уверенностью, что платье девушки было заткано розовыми и серебряными цветами, а его короткая светло-зеленая курточка была опоясана алым ремешком. Их фигурки казались такими невесомыми и прозрачными, что я не могу описать их обычными земными словами. Дух юности витал под деревом, такой хрупкий, невинный и мимолетный, как радуга или всплеск крыла зимородка.