Их лица невозможно было забыть: смущение, первая грусть молодости — это то, что старость, увидев, вряд ли может выдержать. Лицо девочки, похожей на эльфа, выглядело печальным и бледным на фоне темных локонов. Щекой она прижималась к груди любимого, немного повернув лицо в мою сторону так, что я видел горькое выражение ее детского рта, большие, сухие, но омраченные искренним испугом глаза. Мальчик обнимал ее, и, хотя она тоже крепко держалась за его плечо, если бы он отпустил ее, я не думаю, что девочка упала бы. Несмотря на кажущуюся грациозность гибких черт ее тела, облаченного в изящное легкое платье, в ее фигуре чувствовалась сила.
Но в этой сцене расставания мое внимание все-таки больше захватил мальчик, а не девушка. Да, это был Иоанн, ставший немного взрослее, но такой же, как мне показалось, мечтатель, на которого голая реальность жизни обрушилась со всей своей жестокостью. Если ее лицо выражало спокойствие, которое говорило о запасе недюжинной силы и походило на лед под глубоким омутом, то лицо мальчика говорило, что силы напряжены до предела. Он начал шептать ей.
— Я скоро вернусь. Я обязательно вернусь. Прошу тебя, не забывай меня, Розалинда.
Она ничего не ответила, только повернула голову, чтобы посмотреть возлюбленному в глаза, и, словно мать, подняла руки, чтобы притянуть его лицо к своему. Мне стало не по себе. Что я здесь делаю? Я быстро повернулся, чтобы не видеть их поцелуев, и поспешно пошел туда, откуда пришел. Я намеревался провести всенощную молитву в часовне, но вместо этого сотворил ее здесь, в моей келье, что находится в башне, и впервые за много лет я поступил так из-за девочки и мальчика, стоящих под сказочным деревом.
4
Прошло три года, прежде чем мне удалось увидеть их опять, и снова это было в декабре, но на этот раз стоял ужасный холод и дул сильный ветер с моря. Только к вечеру я выбрался в часовню из-за того, что целый день провел в беспокойстве и страхе, вызванном разыгравшимся штормом и озадачивающим сном, в котором я видел, как огромная огнезеленая волна высотой с башню, похожая на чудовище с дьявольским взглядом и белыми клыками, перекатывается через слабеющее тело Иоанна. Когда она уже была готова сомкнуться над безжизненным лицом юноши, я проснулся в ярости и с криком, который отдался громким эхом в моей келье. На душе было мрачно, но вечером, поставив свечу в нишу и расположившись, как обычно, неподвижно перед алтарем, я успокоился и стал прежним богомольцем, лишь увеличив усердие моих молитв.
Непонятно, как я смог услышать ее легкие шаги сквозь звуки завывающего ветра, но я точно услышал их и, повернувшись, увидел очертания девочки в проеме двери. Как она была красива, эта Розалинда! Став выше ростом, она выглядела уже как молодая девушка, хотя ангельским личиком, уверенностью, которая придавала ее стройной фигуре крепкую упругость, она напоминала скорее серебристую березку, которая гнется, но никогда не сломается — даже в бурю. На щеках у нее горел легкий румянец, а из-под упавшего капюшона голубого плаща выбивались темные пряди. На ней была темно-малиновая юбка, а в ложбинке на шее блестел драгоценный камень. Могло показаться, что смуглая кожа свидетельствовала о ее деревенском происхождении, но она явно не была крестьянской девушкой. Какое-то время она стояла грациозно, словно королева, затем сделала реверанс и наклонила голову. Трепет и смущение промелькнули в ее глазах, когда она распрямилась, и я поинтересовался, не думает ли она, подобно Иоанну в ту первую ночь, что я тоже видение или сон. Правда, я не стал дожидаться, пока она ответит мне, и взглянув на нее, сразу понял, как нам надо действовать.