Гентианский холм (Гоудж, Перевод издательства «Русич») - страница 82

Нужно ли ему уйти? Захария мучился с этой проблемой, лежа на тюфяке и уставившись единственным зрячим глазом на звезды, сияющие над холмом. Хотя добродушный и веселый мельник считал его отличным работником, Захария вовсе не хотел стать камнем преткновения между ним и его сыном. Мельник не вмешивался в ссору двух подростков: Захария сам просил оставить его на мельнице, а значит и теперь решение принять мог только сам. Кроме того, Джэйкоб не очень-то ценил парней, которые не могут в драке дать противнику достойный отпор. Сам он слыл известным борцом, имя его гремело по всей стране и даже за пределами Англии благодаря недюжинной силе мельника и множеству поединков, в которых он участвовал. И сын его уже шел, причем весьма успешно, по стопам отца. Мужчина, который не мог в нужный момент пустить в ход кулаки, для Джэйкоба переставал быть мужчиной. И Захарии предстояло либо постоять за себя, либо уйти.

Из двух этих зол и предстояло мальчику выбрать меньшее. Он совсем струсил сегодня вечером, и поэтому второе казалось ему наилучшим. На корабле Захария столкнулся с людской жестокостью, впервые получил немало синяков и вдоволь наслушался брани. Неужели же оставаться здесь и терпеть все это снова? Он все больше и больше боялся боли. Теперь ему хотелось чистоты, спокойствия, доброты и безопасности. Он ворочался без сна, постанывая, когда синяки давали о себе знать, и иногда даже всхлипывая от отчаяния и неспособности принять окончательное решение. Он плакал, пока не устал и ненадолго заснул, давая себе передышку для того, чтобы, проснувшись, снова заплакать. Луна еще только всходила, и он лишь смутно различал тропинку, змеящуюся вверх по холму. Он взглянул на нее, подавив рыдания и злясь на свое детское поведение, и попытка взять себя в руки, казалось, немного просветлила его взгляд: тропинка стала видна отчетливей, и вдруг совершенно неожиданно увидел на ней Стеллу и понял, что она спешила, чтобы танцевать на другом холме: беспечная маленькая фигурка, счастливая и смелая, несмотря на то, что находилась в темноте одна-одинешенька. Она походила на маленькую фею, легкую как пух, в зеленом платье, но ничего волшебного и сверхъестественного не было в теплом, бесстрашном, счастливом взгляде, в котором он медленно стал тонуть, как только увидел ее.

Подарком Стеллы была не волшебная, а совершенно человеческая сила духа и исходящая от нее отвага, ведь танцевала-то она здесь совсем одна. Когда Захария еще раз взглянул в сторону холма, девочка исчезла — он лишь нарисовал ее в своем воображении. Но сила ее духа осталась.