– Вот как? Тебе тоже кажется, что что-то должно случиться?
Она быстро взглянула на меня и, вздохнув, сменила тему.
– Как здесь красиво! Но ты никогда не замечала, что в красоте есть что-то печальное? Вдруг накатит такая тоска…
– Тоска?.. Отчего?
– От… Нет, не знаю, как сказать. От полноты чувств, может быть. От того, что человек никогда не дотягивается до этой красоты. Мне постоянно кажется, будто я что-то упускаю.
У меня тоже часто бывало такое ощущение. Мы еще немного проехали молча, слушая, как стучат копыта и щебечут птицы. И вдруг она сказала:
– Помнишь, я тебе писала, что в замке со мной случилось такое, после чего я больше не могла там оставаться?
– Да, ты еще обещала, что когда-нибудь расскажешь мне об этом.
– Нет, я ничего не обещала. Я написала – может быть. Это я помню.
Я подумала, что она собиралась открыть мне какую-то тайну, но я сильно ошиблась. Она нахмурилась, подстегнула лошадей и, упрямо молча, уставилась на дорогу. Сперва я тоже молчала, но потом мне пришло в голову, что, возможно, она хочет, чтобы я ее уговорила, – глупейшая идея. Как будто я не знала Каролину! В общем, я сказала:
– Ты еще писала, что не вернешься в замок, пока кое-что не выяснишь. Ну и как, выяснила?
Она угрюмо смотрела на дорогу.
– Этого я не могу сказать.
– Не хочешь или просто нечего?
– Не могу! И не хочу! И нечего!
Ну что тут можно было добавить?.. До замка мы доехали, не проронив ни слова. Каролина замкнулась.
Она улыбалась мне, но говорить больше не хотела, так что оставалось лишь слушать топот копыт да птичий щебет.
В замке меня приняли сердечно, как всегда, но радоваться я не могла, поскольку никакой радостью тут и не пахло. Розильда была грустной, Арильд – молчаливым и замкнутым. Но хуже всех была Леони. Я испугалась, когда ее увидела. Как можно было так измениться всего за несколько недель?
Она всегда была нервной и держалась слегка неестественно, а теперь эти черты проступили еще сильней. К тому же она похудела и выглядела совсем больной. Глаза лихорадочно блестели и казались слишком большими на ее маленьком бледном лице. Леони, конечно, не пользовалась косметикой – в Замке Роз это было немыслимо. Но на ее щеках горел болезненно-яркий румянец, а губы были чересчур красными.
Арильд обращался к ней подчеркнуто, даже нарочито вежливо, а Леони отвечала ему с кротостью, похожей на самоуничижение. Но как только к ним приближалась Каролина, они тут же забывали друг о друге и ловили каждое ее слово, следили за малейшим ее движением по-собачьи преданными глазами. Смотреть на все это было горько и больно.