Доминик опустил подзорную трубу, и его улыбка померкла.
– Еще доброй ночи, Хлоя, – тихо произнес он с печалью в голосе. – Пора идти выслеживать врага.
Хлоя зажгла свечу, поставила в подсвечник и залезла под кровать. Дневник лежал на своем месте в тайнике под выпавшей половицей.
Она вытащила тетрадку из тайника и отнесла в постель. На последней странице было аккуратно скопировано ее рукой то самое шифрованное письмо, ради которого Доминик приходил сюда этой ночью.
Значит, письмо это настолько важно для него, что он готов был на любой риск ради того, чтобы заполучить его обратно. Она поздравила себя с тем, что предусмотрительно переписала содержание шифровки. А также с тем, что в свое время заставила своего брата Хита обучить ее кое-каким тонкостям шифровального дела.
Теперь пришло время использовать эти познания для того, чтобы прочитать письмо, бывшее, вероятно, последним посланием покойного Брэндона. Могла она, в конце концов, получить от Доминика хоть что-то за ту помощь, которую оказала ему?
Когда на следующий день Хлоя спустилась к завтраку, в доме творилось что-то невообразимое. Дядя Хэмфри промчался через коридор с тростью под мышкой. Волосы у него стояли дыбом, крахмальный галстук был завязан небрежно – старик, видимо, очень торопился. Заметив племянницу, замершую на последней ступеньке лестницы, дядя бросил на нее исполненный ужаса взгляд и проговорил театральным шепотом:
– Хватай плащ, дорогая, и прочь, прочь из этого дома, пока не поздно! Дом этот поразило страшное безумие.
– Какое безумие? – спросила Хлоя, но ее вопрос потонул в нарастающем гуле женских голосов, донесшихся из парадной гостиной.
Залаяли собаки, дожидавшиеся на крыльце дядю Хэмфри, чтобы он взял их с собой на прогулку в лес.
В дверях парадной гостиной появилась Памела; ее веснушчатое лицо раскраснелось.
– Ах, Хлоя! Наконец-то ты спустилась. Собрание уже началось.
– Собрание, – повторила Хлоя, совершенно ничего не понимая. Памела подбежала к кузине, схватила ее за руку и потянула за собой в гостиную.
– Мама пригласила всех дам Чизлбери к нам, чтобы обсудить надвигающийся кризис.
У Хлои заломило виски. После ночи, проведенной в тщетных попытках расшифровать письмо Брэндона, Хлоя проснулась невыспавшаяся, в дурном расположении духа. Она до сих пор так и не решила, действительно ли вчера Доминик ласкал ее спящую или все эти непристойности ей приснились. Это злило девушку. Она сама не знала, что хуже, но в одном была твердо уверена: не в том она сейчас настроении, чтобы сидеть в гостиной с деревенскими кумушками и обсуждать проделки Стрэтфилдского Призрака. Но жена священника поспешно встала и препроводила Хлою к дивану, на котором теснились почтенная мать семейства и обе ее незамужние дочери, с живостью обсуждавшие угрозу, нависшую над женщинами Чизлбери.