Он крепко обнял Джесс, прижав ее грудь к своей, практически без всякого сопротивления она ощутила его глубоко внутри себя. Фред погрузился раз, второй и тут же содрогнулся всем телом, как раненый зверь, а затем обвис на Джесс, словно упавший с плечиков плащ. Все кончилось.
— Прости, любимая, — смущенно пробормотал Фред, — больше я терпеть не мог, в следующий раз будет гораздо лучше. — С этими словами он крепко уснул.
Фред оказался прав: в следующий раз получилось гораздо лучше. А в третий — еще лучше.
Джесс провела в студии Фреда все воскресенье. Утром она быстренько сбегала за продуктами и вернулась с коробкой, полной яиц, хлеба и масла. На завтрак они съели яичницу, а на ужин — сандвичи из сваренных вкрутую яиц. День постепенно снова сменился непроглядной ночной тьмой. Где-то после обеда появился человек в темном плаще и забрал два телевизора.
— А твоей крошке здесь не холодно? — уходя, хохотнул он с порога.
— Сегодня — это уже восьмой раз, — с гордостью сообщил Фред где-то около семи вечера. — Я считал Во потеха — Фред довольно усмехнулся. — Никогда особо об этом не думал. Все времени не было…
Для Джесс два дня и две ночи, проведенные в занятиях любовью с Фредом, были подобны долгому падению с высокой скалы. Она не в силах была остановиться — длительное стремительное путешествие, бесконтрольное, сумасшедшее и еще более замечательное оттого, что с ее рисунками стало происходить что-то потрясающее.
— Неплохо, — проворчал у нее за плечом Доминик Каселли. — Продолжайте в том же духе. Может, еще и не все потеряно.
Глядя в окно поезда, мчавшегося на всех парах в Суиндон, где мамочка должна была встретить дочь на автомобиле, Джесс чувствовала себя чужаком, возвращающимся в мир, где не было ни Фреда, ни Доминика Каселли, а потому в мир совершенно бессмысленный и пустой.
«В самом деле, Джессика. Думаю, ты могла бы время от времени писать или хотя бы звонить. Ты совершенно вычеркнула нас с папой из своей жизни…»
Джесс вспоминала о своей последней ночи с Фредом. «Я люблю тебя, Фред Риге», — беззвучно шептала она. Теперь ей казалось, что они могли бы жить вместе, чуть позже — весной. Нет смысла ей одной жить в собственной квартире.
Джесс представила себе бледно-желтые нарциссы на подоконнике в пещере Фреда, крепкую удобную кровать, электрообогреватель и — больше никаких телевизоров, радио, коробок с тостерами или, как это раз было, огромного рулона королевского голубого ковра, свистнутого с выставки из здания суда палаты лордов. Фред больше не будет перекупщиком. Рука об руку с Джесс он пойдет по прямой дороге.