- Да!
Все удивленно поднимают глаза. "Да" прозвучало громки и страстно. Кристина замечает, что любопытные взгляды устремлены на нее, и краснеет. Ведь она не собиралась говорить - только мысленно, всей душой произнесла это "да", но но само собой сорвалось с языка. И вот она сидит смущенная, оказавшись неожиданно в центре внимания. Все молчат. И тут Нелли вскакивает с места. Наконец-то улучила минуту разрядить свой гнев:
- А тебя кто спрашивает? Будто ты имела какое-то отношение к войне, что ты в этом понимаешь?
Атмосфера в комнате сразу накалилась. Кристина тоже рада возможности сорвать злость:
- Ничего! Ровным счетом ничего! Только то, что мы из-за войны все потеряли. что у нас был брат, ты уже забыла, и как отец разорился - тоже, и что все пропала... все.
- Только не ты, тебе не на что жаловаться, у тебя есть хорошее место, и радуйся этому.
- Так, значит, мне надо радоваться. И еще благодарить за то, что прозябаю в жалкой дыре. Видно,тебе не очень там нравилось, если выбиралась к матери раз в год по праздникам. Все, что сказал господин Барнер, - правда. У нас украли годы жизни и ничего не дали взамен; ни минуты покоя, радости, ни отпуска, ни передышки.
- Ни отпуска? Сама была в Швейцарии, в шикарных отелях, а еще жалуется.
- Я никому не жаловалась, вот твои жалобы всю войну только и слышала. А насчет Швейцарии... Именно потому, что я там видела, мне есть что сказать. Только теперь я поняла... что у нас отняли... как нам исковеркали жизнь... чего мы...
Кристина вдруг почувствовала пристальный взгляд гостя и смутилась. Она подумала, что слишком уж разоткровенничалась, и сбавила тон:
- Понятно, я не собираюсь равняться с теми, кто воевал, конечно, они пережили больше. Хотя каждому из нас хватало своей доли. Я никогда не жаловалась, не ныла и никому не была в тягость. Но когда ты говоришь, что...
- Тихо, дети! Не ссорьтесь, - вмешивается Франц. - Толку от этого чуть, нам, вчетвером, уже ничего не поправить: не надо о политике, тут всегда начинаются раздоры. Поговорим о чем-нибудь другом, и, пожалуйста, не лишайте меня удовольствия. Вы не представляете, до чего мне приятно снова видеть его, даже если он ругает и поносит меня, все равно я рад.
В маленьком обществе вновь воцаряется мир.
Некоторое время все наслаждаются тишиной. Затем Фердинанд поднимается.
- Мне пора, позови-ка твоих мальчуганов, хочу еще раз на них взглянуть.
Детей приводят, они удивленно и с любопытством смотрят на гостя.
- Вот этот, Родерих, довоенный. О нем я знаю. А второй малыш, так сказать, новенький, как его зовут?