— Что Келси?
Его интонация подтвердила слова, которые он произнес на прошлом занятии. Он не собирался жениться на Келси. Он ее не любил.
Надо сказать, что известие не расстроило меня.
Чем больше я говорила с Брэндоном Броком, тем больше понимала, что это было настоящее общение, а не тот обмен любезностями, пустая болтовня, в искусстве которой мы с Кипом превзошли всех.
А еще я начала понимать, что пора признать то, в чем меня заподозрили подруги и о чем уже, видимо, догадались все читатели этой книги. Да, я поняла: пора смириться с тем, что за несколько месяцев мои чувства к пациенту существенно изменились. Презрение переросло в интерес, интерес — в привязанность, а привязанность — в страсть, учащающую сердцебиение, лишающую сна, аппетита и способности не думать о нем. Иными словами, я влюблялась в него все больше и больше и не знала, что мне с этим делать.
И я ничего не предпринимала. Продолжала жить в своем обычном ритме. Раз в неделю видела Брока, давала ему новые сценарии, заставляла заучивать слова и выражения Языка женщин. Я не подавала виду, что считаю дни, оставшиеся до нашего последнего занятия, не позволяла ему заподозрить, что разлука с ним принесет мне страдания.
Как-то раз мне пришлось особенно тяжело. Мы только что закончили занятие, на котором я растолковала ему, что женщины ждут от мужчин понимания, а не советов, и он вдруг стал рассыпаться в благодарностях.
— За что вы меня благодарите? — спросила я, когда мы стояли в дверях кабинета. Он очень внимательно смотрел на меня своими голубыми глазами, а я изо всех сил старалась скрыть охватившую меня дрожь.
— За то, что вы требовательны ко мне и не позволяете мне сесть вам на шею, — сказал Брок. Он стоял на подобающем расстоянии от меня, но все же я ощущала запах его одеколона.
— Ну что вы, — отозвалась я с притворным равнодушием. — Я просто исполняю свой долг. Помните, вы мне сказали, что из меня бы получился неплохой руководитель? Я требовательна ко всем своим пациентам.
— Я понимаю, но для меня вы сделали нечто большее.
— Нечто большее? — насторожилась я.
— Да. Помните, перед нашим первым занятием я попросил вас ничего не говорить газетчикам?
— Я так и сделала. Я сдержала слово.
— Знаю, доктор Виман. Это и есть «нечто большее». Представляю, какой заманчивой для вас была идея рассказать журналистам о таком пациенте. Ваша карьера рухнула, вам нужна была хорошая реклама, чтобы восстановить ее. Если бы мир узнал, что глава «Файнфудз» нанял вас, чтобы вы ему помогли (представьте себе заголовок: «Брэндон Брок, лицо с обложки, плохо себя вел!»), интерес к вам, безусловно, возрос бы.