Чарли с удовлетворением отметил, что она не солгала и отлично держится в седле, хотя, подумал он, основная проверка предстоит на следующий день, когда им придется скакать под палящим солнцем долгими часами.
Доехав до намеченной им гряды, они спешились и разбили маленький лагерь. Она помогала ему во всем, не жалуясь, и оказалась неплохой поварихой, умело справившись с костром.
Он наблюдал, как она вычистила посуду от остатков пищи и налила им обоим по чашке кофе. Анжелина двигалась с необыкновенной грацией, привлекавшей и интриговавшей его: тяжелые юбки крутились вокруг ее щиколоток, словно играя в прятки, заставляя его мучиться... Ее волосы, – если б только их выпустить из-под этого смешного монашеского убора свободными волнами на плечи, – своей медью отражали бы блики языков пламени и жара костра. На маленьком сердцевидном личике сияли глаза, теплые и выразительные. А кожа цвета зрелого меда выдавала присутствие в ее крови предков-креолов, родившихся в Мексике испанских аристократов.
Она остановилась перед ним, держа в каждой руке по большой кружке кофе, и слегка наклонилась вперед, подавая ему кружку. И в этот момент края разорванного на груди платья, едва сдерживаемые завязанной неловким узлом нижней юбкой, медленно разошлись. Не видя протянутой ему кружки, Чарли наблюдал за медленным движением неуклонно расползавшейся черно-белой ткани.
А Анжелина замерла, пытаясь остановить неотвратимое. Но она проиграла сражение. Порванный корсаж полностью распахнулся, и из-под него выглянула гладкая сорочка, тоже слегка порванная, но не настолько, как платье.
У Чарли перехватило дыхание: она не носила корсета. Неплохая идея для весенней жары в Техасе, особенно если учесть, что одета она в тяжелое черное платье с множеством нижних юбок. Но являлось ли это обычным правилом для монахини? Хорошо развитые груди растягивали порванную ткань, едва их сдерживавшую. Ее тело определенно не было детским, как он вначале подумал.
Их взгляды встретились, но девушка смотрела спокойно, без намека на раздражение, которое он думал прочесть в ее глазах. Ему пришлось отдать ей должное. Она могла бы обварить горячим кофе его колени, если б только поторопилась зажать рукой расползшиеся края корсажа, как это сделала бы любая другая женщина. Но, вместо этого, она посмотрела ему прямо в глаза и заставила его почувствовать себя так, будто он заслуживал наказания линейкой по рукам или по каким-нибудь другим частям тела. Ей за этот день тоже пришлось многое перенести, но он видел, что она полностью овладела собой.