— Да.
Был третий день лета, когда Олав послал в Исландию корабль за епископом Бьярнвардом.
Эллисив казалось, что, решив наследовать отцу, он стал держаться с большим достоинством.
Харальд правил людьми с помощью насилия и насмешек, Олав пока что не прибегал ни к тому, ни к другому. Он предоставлял людям самим повиноваться ему, и они повиновались — ему не нужно было даже повышать голос.
Наверное, это потому, что Олаву от рождения назначено было стать конунгом, думала Эллисив, а Харальду пришлось всего добиваться самому.
Добиваться всего самому пришлось и Олаву Святому — Эллисив то и дело невольно возвращалась мыслями к святому конунгу.
Ее рассказ о Харальде и раке Олава Святого, видно, не шел у Олава из ума. Он часто заговаривал об этом.
— Какая разница, что от него осталось: нетронутая тлением плоть или груда костей? — спросила в конце концов Эллисив. — Разве он станет менее святым оттого, что истлел?
— Станет, — твердо сказал Олав. — Святым его объявили в основном потому, что он не поддался тлению.
— Я слышала, будто и волосы его не сгорели в кадиле.
— Да. И все по той же причине, по которой плоть его сохранилась, хотя другие покойники истлевают.
— А вот от святых апостолов остались лишь высохшие мощи, — заметила Эллисив. — И то не от всех. Чем Олав лучше их?
Он с укором посмотрел на нее. И она вдруг поняла, что почему-то это для него очень важно.
Она ладонью накрыла его руку.
— Почему ты все время об этом думаешь? — спросила она.
— Потому что это обман, — ответил он. — Обман, вранье и ложь. Ты сама рассказывала, что королева Астрид вовсе не считала, будто ее супруг был святым при жизни. И во всяком случае, одно из сотворенных им чудес, будто он вернул зрение твоему брату Владимиру, явно выдумано. Ты говоришь, Владимир никогда не был слепым.
Получается, Олав не был святым ни при жизни, ни после смерти, и чудесам его нельзя верить. Что же тогда остается?
— Почти ничего, — согласилась Эллисив.
— Я потерял веру в отца у Станфордского моста, — продолжал он. — Ну это-то уже не так важно, я знаю, что мне делать. Но если святость конунга Олава окажется обманом, я буду видеть ложь в глазах каждого епископа.
— Епископы такие же ничтожные рабы Божьи, как и мы, — сказала Эллисив. — Не надо судить слишком строго всех, если один из них и слукавил.
— Я хочу знать это точно, а там решу, что делать.
— С чего же ты начнешь?
— Если конунг не был святым, уберу его раку из алтаря церкви святого Климента, — сказал Олав. — Я не собираюсь и дальше морочить людей.
— Зря я тебе все рассказала…
Он посмотрел на нее долгим взглядом.