Остался с Эллисив и Петр.
В свое время она спрашивала его, не хочет ли он вернуться в Киев в свой монастырь.
Он только покачал головой.
— Я останусь с вами, — сказал он. — Думаю, я вам еще пригожусь, королева Елизавета.
Эллисив гадала, что успел заметить и понять этот священник с зорким взглядом.
Олав вернулся не скоро, осень давно сменилась зимой.
Эллисив радовалась этой спокойной зиме в Осло.
Торговый посад Харальда лежал на высоком мысу. На склоне между усадьбой конунга и фьордом стояла построенная Харальдом церковь святой Марии.
Церковь была деревянная, деревянные столбы поддерживали крышу. Дома посадских жителей расположились к северу от усадьбы конунга.
Эллисив часто гуляла по посаду, держа за руку Ингигерд, в сопровождении своих служанок. Случалось, она останавливалась и беседовала со встречными. Скоро люди стали обращаться к ней за советом в спорном деле или за помощью, пока отсутствовал конунг.
В остальное время она сидела дома и шила, думая о своем.
В эту зиму Эллисив уже могла без боли вспоминать о Харальде.
Ей было легко от мысли, что он покоится в освященной земле, в церкви, которую сам построил во имя своей покровительницы Пресвятой Девы Марии.
К тому же Олав отправил епископа Бьярнварда в Рим — помолиться за душу Харальда.
Но больше всего для нее значила остановка на Сэле, которую они сделали по пути из Трондхейма на юг; это было вскоре после погребения Харальда.
Странно было снова оказаться на Сэле. Дома, некогда принадлежавшие Эллисив, стояли пустые. Людей, которых она любила, уже не было.
Но трое монахов еще доживали здесь свои дни, у них теперь был новый послушник — норвежец: брат Пласид умер.
Эллисив попросила брата Бэду побеседовать с нею наедине. И они поднялись в церковь Суннивы.
Там она рассказала монаху о Харальде.
О том, что любила его без памяти и до сих пор не может заставить себя раскаяться в этом, даже если тот, кого она любила, был Люцифером.
Она понимает, сказала она, что вина за сотворенное Харальдом зло лежит и на ней. Ей всегда казалось, будто она вместе с ним то взмывает в горные выси, то — падает в бездну. Всю жизнь она искупала это — страхом, что Харальд обречен на вечные муки, ежедневными молитвами за спасение его души и за души тех, кого он погубил.
И она рассказала о Транде.
— Видно, я заблуждался, думая, что хорошо тебя знаю, — признался брат Бэда.
— Нет. Ты был прав. И мне следовало остаться на Сэле. Здесь я обрела покой. Здесь был мой настоящий дом.
— Как же ты могла остаться на Сэле, если твой супруг приехал, чтобы забрать тебя?
Эти простые слова сняли камень с ее души.