Обдумав ее маловразумительные слова, Олав как будто удовлетворился ими. По крайней мере больше он об этом не заговаривал.
— Чем ты не угодила епископу Тьодольву? — задал он новый вопрос.
— Мне это неизвестно.
— Он говорит, что ты погрязла в грехе.
— Ах, вот в чем дело!
Эллисив считала, что епископу не следовало рассказывать про их беседу. Правда, он не давал слова молчать, и разговаривали они в его покоях при всех. И все-таки не стоило говорить кому-то об этой беседе.
— Так в чем же дело?
Эллисив рассказала ему о своем разговоре с епископом.
— Не подобает епископу обижаться на такое, — насмешливо сказал Олав, и Эллисив показалось, будто она услышала голос Харальда. — Но что ты имела в виду, говоря, будто церковь для тебя закрыта?
Эллисив хотелось, чтобы он перестал спрашивать — их разговор превратился в настоящий допрос.
— Я не могу ответить тебе, — сказала она. — Иначе мне придется рассказать то, что касается только твоего отца и меня.
Олав строго посмотрел на нее.
— Пресвятая Дева Мария! — воскликнул он и стал так похож на Харальда, что у нее заныло сердце. — Какие же грехи вы совершили?
Эллисив удивленно взглянула на него. Вопрос был дерзкий, но Олав, казалось, не понимал этого.
Постепенно до нее дошло: Олав открыл ей всю душу, она сама вызвала его на откровенность. Теперь он ждал от нее такой же откровенности.
—Ты хочешь, чтобы я ответила тебе? — неуверенно спросила она.
— Что бы ты мне ни рассказала, это будет не хуже того, что ты услыхала от меня вчера. Или ты мне не доверяешь?
Глаза у Олава были голубые и ясные, совсем как у Харальда, но такими серьезными и честными глаза у Харальда бывали редко.
— Если хочешь, я попробую, — сказала Эллисив. — Хотя тогда мне придется рассказать тебе чуть ли не всю нашу жизнь, иначе ты не поймешь, как одно событие связано с другим.
— Конечно, расскажи.
— На это потребуется время. К тому же ты сказал, что больше не желаешь слышать об отце.
— Я был сердит.
— А сейчас?
— На него — да. Но не на тебя.
Олав встал, он собирался уходить.
— Я приду еще, — сказал он. — Мне нравится говорить с тобой.
В дверях он обернулся.
— Спасибо за все, что ты сделала для меня вчера, — быстро проговорил он.
И ушел.
Олав пришел вновь. И потребовал обещанного рассказа.
— Разве дурно, что я хочу побольше узнать об отце? — спросил он. — Отец сам собирался написать для нас с Магнусом поучение, каким должен быть конунг. Вот ты и расскажи, каким был он сам. Чтобы я знал, чего не следует делать. Кстати, почему он так и не написал это поучение?
— Думаю, одна из причин в том, что он не знал, на каком языке писать. Он знал руны