Расстелили сукно. Внесли сладости и фрукты. Кивнув Гиффорду, Аннунсиата отпустила всех слуг, кроме небольшой горстки, чтобы они смогли сами пообедать. Разговор оживился. Аннунсиата так увлеклась им, что не заметила, как вошел слуга и стал что-то тревожно говорить Гиффорду. Не заметила она и подошедшего к ней Гиффорда, пока он не кашлянул громко и отчетливо прямо ей в ухо.
– Не будете ли вы любезны выйти в зал, моя госпожа? Кое-что требует вашего внимания, – пробормотал он.
Аннунсиата взглянула на него, но не уловила в его глазах ничего. Однако она знала, что ему можно верить, и он не будет беспокоить ее по пустякам. Она извинилась и вышла за ним.
В большом зале графиня увидела кучу багажа и нескольких незнакомцев, по всем признакам прибывшим в гости надолго.
– Что происходит? – спросила удивленная Аннунсиата.
Тут ближайший незнакомец обернулся – это оказалась женщина лет тридцати, в опрятном походном костюме и с большой шляпой с перьями, под которой усталое, но красивое лицо заставило сердце Аннунсиаты замереть, а потом заколотиться сильнее.
– Я приехала домой, мама, – сказала незнакомка. – Надеюсь, я могу остаться?
Аннунсиата только кивнула, ибо сразу забыла все слова. Это была Альена, и она была беременной.
Трудная политическая ситуация, которая сложилась, когда Голландия присоединилась к Тройственному Союзу в январе 1717 года, заставила регента Франции, хотя и против его воли, оказать давление на папу, чтобы изгнать короля Джеймса из папского города Авиньона, который находился на французской земле. Таким образом, в феврале этого года король направился в Италию, последнее место для него, где он мог найти убежище. Он послал своих слуг с серебром, посудой и бельем, чтобы они взяли корабль в Марселе и отплыли в Ливорно, в то время как он сам и остальной его двор, всего около семидесяти человек, пошли через Альпы.
Это было ужасное путешествие по заснеженным тропам, по крутым горным дорогам на пронизывающем холоде. Альена даже в разгар лета дрожала, вспоминая этот переход, когда рассказывала матери о громко ржащих, передвигающихся с трудом лошадях, о лишенных удобств каретах, так трясущихся на ухабах, что уже через час не знаешь, как расположиться, чтобы облегчить дискомфорт. Через десять часов Альена плакала, и не она одна. Постоянно приходилось вылезать из кареты, чтобы сообща вытащить ее из ямы или сугроба, куда она попала. Им приходилось иногда стоять на полено в снегу, холод пробирал их до мозга костей, и они переставали ощущать кончики пальцев на руках и на ногах. Позже, когда замороженные руки и ноги оттаивали, боль была почти нестерпимой.