— А я это постараюсь забыть. И чем скорее, тем лучше!
Она резко села и потянулась за платьем. Пальцы Джона с силой сжали ее плечо.
— Хочешь сказать, что то, что произошло между нами, ничего для тебя не значит? Разве ты не получила наслаждение?
— Наслаждение? — Серена презрительно дернула плечом. — Ты, распутный дикарь! Разве изнасилование может доставить наслаждение?!
Оскорбленный до глубины души ее ложью Джон бешено сверкнул глазами и закричал:
— Ты лжешь! Ты сама попросила меня заняться с тобой любовью! И будь проклята твоя жалкая душа, если ты не содрогалась от удовольствия, которое получила! Ты была хуже проститутки, раздвигающей ноги для любого мужчины!
Серене еще никто не наносил подобного оскорбления. Сбросив с плеч его руки, она изо всей силы отвесила Квейду пощечину. Кровь бросилась Джону в голову, и он нанес ей ответный удар.
Серена в изумлении уставилась на него. Щека горела, но она, казалось, даже не замечала этого. Тяжело дыша, Джон произнес:
— Нравится тебе или нет. Серена Бэйн, но я вошел в твою плоть и кровь. Не успеет закончиться эта ночь, как ты снова будешь желать меня. Бог свидетель, я тоже хочу тебя, но всегда смогу удовлетворить свою потребность с моей новой женщиной, в то время как у тебя нет никого, кто мог бы остудить твою страсть.
— О, кажется, ты забыл про Фостера. У меня тоже есть запасной вариант, — не осталась в долгу Серена.
— Ха! — фыркнул Джон. — С этой стороны помощи не жди. Фостер может лишь держать за ручку да произносить пышные речи. Но если потребуется разжечь внутри тебя огонь, только я смогу это сделать. И, клянусь вам, леди, следующий раз вы ясно дадите понять, что от меня хотите.
Глядя на Джона ненавидящими глазами. Серена прошипела:
— Никогда, презренный янки, слышишь, никогда!
— Ты попросишь, — спокойно произнес Квейд, одеваясь, — Я даже могу тебя заставить умолять об этом.
Он зашнуровал брюки и вызывающе провел рукой по своему мужскому достоинству, насмешливо глядя на Серену, потом вскочил в седло и направил коня в сторону лагеря. Серена нервно пошарила вокруг себя руками, чтобы чем-нибудь запустить в эту ненавистную спину. Но нащупала лишь помятую ими траву и горько зарыдала от злости и отчаяния…
Джон Квейд понуро ехал на своем жеребце, ничего не замечая вокруг. Он искренне сожалел о брошенных в лицо Сирене оскорбительных словах и о том, что ударил ее.