«Должно быть, это ее фургон, – подумала Мэгги и, хотя почти не знала миссис Джибсон, ощутила, как сердце сжалось от жалости. – Что теперь будут делать Джибсоны? Что будет с их вещами? Неужели они забрались так далеко, чтобы теперь остаться ни с чем»?
– Что случилось? – спросила Морин, подбегая к Мэгги и оглядывая собравшуюся толпу. По-прежнему слышался чей-то плач.
Морин, повернувшись, присмотрелась к происходящему внизу.
– Святая Матерь Божья, – пробормотала она и, покачав головой, вновь обратилась к Мэгги:
– В довершение ко всему, у Сьюзен начались схватки. Она не сможет спуститься под откос и, конечно, ни за что не останется в фургоне.
– Что же ей делать?
В глазах Морин сверкнули веселые искорки.
– Рожать, – коротко объяснила она и тут же, вновь став серьезной, добавила:
– Я останусь с ней. Мужчинам завтра придется прийти за нами.
Положив руку на плечо Мэгги, она попросила:
– Может, поможешь мне? Боюсь, что не справлюсь одна. Конечно, я могла бы попросить кого-нибудь из женщин, но…
– Я останусь, миссис Брениген.
– Хорошо. А теперь, пойди объясни Дэвиду, что случилось. И Такеру тоже. Я вернусь к Сьюзен.
В фургоне было тесно и душно. Фонарь, висевший над головами, бросал неяркий свет на собравшихся. Морин, нагнувшись над молодой женщиной, положила ей на лоб мокрое полотенце и взяла за руку.
– Осталось совсем немного, Сьюзен, – ободряюще прошептала она, с нескрываемой тревогой глядя на Мэгги. Вот-вот наступит рассвет, а ребенок еще не родился. Морин помнила, что иногда ее собственные роды продолжались довольно долго. Но сейчас что-то явно было неладно. Сьюзен слабела все больше с каждой минутой. Воды отошли давно. Слишком давно. «Сухие» роды! Дела не очень-то хороши. И если ребенок не появится на свет как можно скорее, они могут потерять обоих. И Мэгги… Девушка перепугана едва ли не до смерти, хотя пытается не показать страха и быть такой же храброй, как и всегда, перед лицом любых бед. Но именно сейчас мужество, кажется, начинает изменять ей.
Морин вновь намочила полотенце и вытерла горячий лоб Сьюзен, молясь о том, чтобы поднялся хотя бы легкий ветерок и стало прохладнее.
Сьюзен, застонав, вцепилась в тряпичные вожжи, подвешенные Морин к потолку. Глаза ее были плотно зажмурены, губы сжаты, побагровевшее лицо покрыто крупными каплями пота. Очередная схватка продолжалась не меньше минуты: разбухшее тело силилось исторгнуть жизнь, которую вынашивало девять месяцев.
«Я сейчас потеряю сознание, – думала Мэгги, не сводя глаз с ужасного зрелища. – Сколько еще она может терпеть»?