Мы едим рыбу и хлеб, а он говорит, видно, все это давно наболело в нем, и он пользуется последним случаем, чтобы сказать нам, что и ему, недостойному, свойственна тоска по достоинству и уважению.
— Ты хороший сын, Сверрир, — говорит он, повернувшись к Сверриру. — Но мой ли ты сын, этого я не знаю. Иногда она клялась, что ты не мой сын. Но одно я знаю: ты слишком хороший сын для своего отца, кто бы им ни был. И если твой отец я, прости ее за то, что она выбрала меня.
И он уходит.
Я окликаю его, мне нелегко говорить, но я хочу сказать, что мы со Сверриром встретили Гаута, однако у меня не хватает сил произнести эти слова. Я только говорю, что когда-то он сделал мне парусный кораблик и подарил моей матери гребень. Унас улыбается и пожимает мне руку, он даже красивый и куда более смелый, чем я думал.
— Я буду молить Бога, чтобы он не оставил тебя, отец, — говорит Сверрир.
Отец и сын стоят под дождем перед входом в пещеру, и я слышу, как Сверрир говорит:
— Попроси Свиного Стефана прийти сюда.
Сверрир возвращается в пещеру, по-моему, он чуть не плачет. Но зачем говорить об этом, мужчина тоже имеет право плакать, как женщина или как ребенок.
Пришел Свиной Стефан. Я тогда спал.
***
Прошло три ночи, мы больше никого не видели. Склоны и пустоши были скрыты туманом, море тоже. Овцы теснились у входа в пещеру, загораживая его, мы спали по очереди, и тот, кто не спал, слушал, как сочится вода по стенам пещеры, и в темноте ему чудились человеческие голоса. Еды у нас не было. Мы подумывали, не уйти ли нам горами в Тинганес или еще дальше, в какие-нибудь рукава фьорда, там тоже живут люди и можно найти друзей. Но мы знали, что, пока мы остаемся здесь, нас никто не найдет. Однажды на рассвете туман поредел, и ветер унес прочь его последние клочья. Мы увидели море.
Из пещеры мы следили за тем, как три корабля сборщика дани Карла на веслах вышли из Киркьюбё. Мы лежали среди овец, чтобы нас не увидели чужие глаза, такие же зоркие, как наши. Сверрир сказал, что, может быть, это просто уловка норвежцев — теперь мы вернемся, мол, в Киркьюбё, а тут они и нагрянут. Но, может, сборщик дани боится задерживаться на Фарерах и хочет вернуться домой до начала зимних штормов. Корабли уходили на веслах все дальше и дальше, они шли тяжело, потом на них подняли паруса и корабли стали набирать скорость. Над морем еще плавали хлопья тумана, вдали угадывались берега Сандея, через некоторое время корабли взяли курс на Хьяльтланд [15] и Норвегию. Тогда к нам пришла Астрид.
Она была босиком, мы услыхали ее шаги, когда она была уже у самой пещеры. Одета она была легко и шла быстро, сказала, что у них все в порядке — мы живы, все. Она повернулась к Сверриру: