– Полезай вниз, – сказала я, – а я посвечу тебе. Когда спустишься, просто оглядись и скажи мне, что ты видишь.
Мэри-Джейн слегка побледнела, однако не захотела показаться трусихой и после секундного колебания спустилась в люк. Когда она стала ногами на лестницу, я дала ей свечу.
– Здесь что-то вроде большой комнаты, – сообщила Мэри-Джейн. – Ужасно холодно.
– Ты только быстренько осмотрись по сторонам, а потом мы попытаемся найти сюда ход со стороны аббатства.
Наступила тишина. Я заглянула вниз. Мэри-Джейн медленно спускалась по ступенькам.
– Осторожнее, – предостерегла я ее.
– Ничего... Здесь не скользко. Оказавшись внизу, она снова подала голос.
– Я вижу свет где-то вдали – должно быть, это выход! Сейчас проверю.
Сердце мое отчаянно колотилось. Как мне хотелось быть внизу вместе с Мэри-Джейн! Я оглянулась, не в силах отделаться от ощущения, что за нами кто-то наблюдает. Но в чулане никого не было, да и весь дом был погружен в полную тишину.
Снизу раздался крик Мэри-Джейн:
– Я нашла тут кое-что, мадам!
– Я тебя не вижу! Где ты?
– Свечка почти догорела.
– Поднимайся, Мэри-Джейн. И прихвати свою находку, если она не слишком тяжелая.
– Но, мадам...
– Возвращайся! – приказала я.
Снова увидев пляшущий огонек свечи, я вздохнула с облегчением.
Мэри-Джейн поднималась, держа свечу в одной руке, а в другой – какой-то сверток. Она протянула его мне, и я сразу поняла что это монашеская ряса. Еще секунда – и Мэри-Джейн благополучно выбралась из люка и стояла передо мной.
– Я встревожилась, когда ты исчезла, – проговорила я.
– Да я и сама, мадам, немножко струхнула там, внизу.
– Ох, ты же совсем закоченела!
– Там такой холод, мадам. Но зато я нашла рясу!
– Пойдем ко мне. Я не хочу, чтобы нас здесь увидели.
Мы опустили доску на место, удостоверились в том, что не оставили в чулане следов своего пребывания, и, прихватив рясу, вернулись в мою спальню.
Мэри-Джейн немедленно развернула рясу и примерила на себя.
– Сними сейчас же, – сказала я, вздрогнув. – Мы должны беречь ее как зеницу ока. Теперь, если кто-нибудь осмелится заявить, что мне мерещатся монахи и я не в своем уме, мне будет что предъявить в оправдание.
– Так мы никому ничего не скажем? И не покажем рясу? Еще вчера я ответила бы: «Мы непременно расскажем все мистеру Редверзу», но сегодня все изменилось. Я больше не верила Саймону, а значит – не верила никому.
– Пока нет, Мэри-Джейн, – промолвила я. – Но главное вещественное доказательство у нас в руках Я спрячу рясу в платяной шкаф и запру на ключ, чтобы никто не стащил.
– А что потом, мадам?