– Уверен, она не откажется увидеться со мной сейчас.
– Это правило установила сама, миледи и подкрепила его строгими инструкциями на сей счет, – возразил Роберт, выпрямляясь во весь рост. – Она никого не принимает во время своих занятий музыкой.
– Сегодня мне уже пришлось спасать ее жизнь, – резко ответил Джейк, зло сверкнув глазами, – и я хочу сам убедиться, что мои усилия не пропали даром.
Роберт из вежливости хмыкнул, хотя было видно, что он не верит ни одному слову. Неверие дворецкого больно уязвило Джейка, и его охватил новый приступ раздражения.
Он повернулся и пошел прочь, мстительно жалея, что не прихватил с собой в качестве сувенира несколько динамитных шашек – тут бы сразу поняли, что время после полудня он провел с толком, а не в пустых хлопотах, стараясь оправдать свою роль телохранителя. Во всяком случае, Мэри Ламберт отнеслась к его словам со всей серьезностью, особенно когда увидела ведро, доверху наполненное взрывчаткой.
При обходе дома снаружи, чем ближе он подходил к музыкальной комнате, тем крепче брала его в плен злость.
Потом он услышал звуки фортепьяно.
Меган не закрыла дверь в комнату, где играла. Те же густые звуки, которые днем доносились до него из окна миссии, разливались теперь по дому.
Джейк в нерешительности остановился, немного не дойдя до комнаты. Чудесная мелодия наполняла его, расходилась по жилам вместе с током крови. Он прислонился спиной к стене и замер, обратившись в слух. Напряжение оставило его, словно унесенное океанским отливом.
Шопен.
Откуда он это знает?
Ошеломленный, с бухающим сердцем, Джейк пытался поймать ускользающее призрачное воспоминание. С десятилетнего возраста единственными звуками, которые он слышал, было дребезжание разбитых инструментов в переполненных подвыпившими людьми салунах. Ничего высокого… ничего, подобного этому. Так откуда же он знает эту музыку?
Внезапно он ощутил внутренний толчок и понял, что воспоминание пришло из раннего детства. Его мать играла Шопена. Это произведение было его любимым.
Джейк закрыл глаза. Он так сосредоточился на своих переживаниях, что заныли стиснутые зубы. Он помнил темные густые волосы матери, помнил, как пахла розами ее туалетная вода, но он не мог вспомнить ее лица. Она играла этот отрывок с изящной точностью, в полном соответствии с замыслом композитора.
Меган же многое добавляла от себя.
Энергия исполнения Меган захватила его, вытащила из прошлого. Инструмент отзывался на нежные касания ее пальцев то жалобным всхлипыванием, то взрывался в мощном крещендо. В музыку она вкладывала свое сердце, через нее делилась с миром своим настроением.