Правила Золушки (Кауфман) - страница 140

Кожа Дарби была влажной, Шейн дышал так часто, что не мог сказать ни слова. Ноги девушки соскользнули ему на бедра, и Шейн подхватил ее, чтобы они не рухнули на пол вместе. Их взгляды встретились. Он не мог сказать точно, что увидела Дарби, но, судя по всему, это было то же застывшее выражение лица, которое было у нее. Они оба ухмыльнулись, потом расхохотались как люди, узнавшие о крупном выигрыше. Только это было гораздо лучше денег. А они знали, с чем сравнивают.

Все еще смеясь, Шейн споткнулся, и оба полетели на ковер. На заднице точно останутся синяки, подумал он. Смешная цена за удовольствие.

Дарби перекатилась на спину и распласталась рядом, бездумно уставившись в потолок. Она уже не хохотала, а просто широко улыбалась.

– Чую, здесь такая тенденция, – произнесла она чересчур серьезным тоном.

Шейн повернулся и чмокнул ее в твердый сосок, от чего девушка вздрогнула.

– Тенденция?

Она посмотрела на него.

– Полы. Вечно мы на них оказываемся. И стены. Еще одна тенденция.

– Хм, – произнес Шейн, подражая ее тону. – Только остались наедине, сразу разделись. Ненасытное желание трогать тебя, целовать тебя. Я улавливаю, о чем ты. – Он ухмыльнулся. – Никогда не одобрял однообразного поведения, но чувствую, надо пересмотреть свое отношение к этому.

– А я думала, что вся моя жизнь однообразна. Вставать, выпускать лошадей, чистить стойла, кормить лошадей, поить лошадей. Объезжать их. Чистить. Кормить, поить, загонять. Перекусить самой. Пялиться в тупой телевизор, читать книгу. Спать. На следующий день – все по новой. – Дарби улыбнулась. – Понимаешь теперь, почему от твоей жизни у всех волосы вставали дыбом?

Это должно было показаться скучным. Спокойное, размеренное существование, от которого он сбежал на край света. Но почему-то, когда Шейн представлял, как он прижимает ее к себе, и они хрустят попкорном и смотрят старый вестерн с Джоном Уэйном, а потом идут в постель или остаются на диване, – почему-то это все ему нравилось. Инстинкт самосохранения притупляется, если ты только что испытал ни с чем не сравнимое наслаждение. Шейн понял, что ему совсем не хочется приходить в себя.

– И все же, – сказал он нарочно шутливо, чтобы избавиться от внезапного панического ужаса, возникшего от осознания бренности и скоротечности всего, – тебе удалось выявить определенную тенденцию. А мне, с другой стороны...

– Знаю, знаю: дикий необузданный секс в гамаке, – перебила его Дарби, махнув рукой. – Уверена, про то, что случилось сейчас, даже домой написать стыдно. Мне – тем более, ибо писать некому, а тебе и подавно: мы же у тебя дома.